Токтар Аубакиров: Главное — воспитывать в себе любовь к Родине
Первый казахский космонавт рассказал неожиданные подробности своей жизни и дал напутствие молодежи.
Приближается 30-летие независимости нашего государства и самое время вспомнить тех героев, дела и подвиг которых вдохновлял граждан нашей страны, весь наш народ на строительство новой жизни. Первый космонавт Казахстана на удивление легко согласился на интервью. Памятуя о том, как брал у него интервью более 16 лет назад, и слыша его боевой и громкий голос по телефону, я живо представил себе как доктор технических наук, член Академии наук РК, Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР, "Халык Каhарманы" и пионер казахской космонавтики Токтар Аубакиров сел на скамью возле большого стола и положил свою мощную и огромную ладонь на столешницу. Пожалуй, он и сейчас не прочь побороться с любым соперником, пусть даже это будут современные стереотипы.
"Мечтомания" и хрущевская кабала
— Токтар Онгарбаевич! Говорят, чтобы понять характер страны, нужно постараться понять ее героев. Слышал, что тяга к небу появилась у вас в раннем детстве, после того как вас вместе с другими ребятишками прокатил на санитарном самолете Ли-2 борттехник, прилетевший в колхоз имени 1-го Мая в Каркаралинском районе Карагандинской области. Это был ваш первый полет?
— Ну, конечно! В то время… Если сейчас многие дети воочию, с близкого расстояния не видят самолетов, то тогда самолеты вообще были редкостью. При всем при этом санитарные самолеты летали во все деревни по вызову. Это, я вам скажу, было великое достижение того режима. Как бы мы его не хаяли, но таких плюсов в том режиме было очень и очень много.
Благодаря этому событию я увидел самолет и обрел мечту, стал летчиком. Дети часто, так сказать, болеют "мечтоманией". Это нормальное явление для детей, когда они мечтают стать то пожарными, то танкистами, то полицейскими. Эти мечты вызывают у маленьких детей такие большие, глобальные эмоции, что они не вмещаются в них, и они уже бредят этим.
Но жизнь такова, что всегда приходит насыщение, ребенок начинает уходить от своей мечты и с возрастом он уже меняет свои взгляды. Сегодняшняя молодежь более прагматичная. Если мы в свое время все делали во имя чего-то, то сейчас это "во имя" сменилось на культ обогащения, к сожалению.
Родители с детства внушают, жужжат в уши: "Вот видишь, он богатый! Вот видишь — у него золото! Видишь — у него машина какая, дом какой!" И все, человек уже о высшей материи и не мечтает.
— Все ограничивается материальным кругом?
— Да, к великому сожалению.
— Расскажите про свое детство, как жили люди, ведь тогда только начиналась хрущевская оттепель.
— Хм, оттепель! Понимаете, оттепель эта для нас, колхозников, была страшным громом среди ясного неба. Хрущевская оттепель была скорее для тех, кто был в лагерях, был диссидентом или судим. Для них, да, это была, действительно, оттепель. А для колхозников… Ну, выдали паспорт. А в остальном, наоборот, кабалу установил Никита Хрущев. Колхозник в личном подворье имел право держать только ограниченное количество скота.
Представляете? Жить в колхозе, в отрыве от всей цивилизации, день и ночь пахать — и в то же время ты не можешь иметь больше 10 кур, трех баранов, одной коровы и одной лошади! Это был нонсенс. Это были сильно бьющие по сельчанину ограничения.
Я помню в 50-годы, когда резко ввели эти ограничения, то очень много скота ушло сразу на убой. За мою жизнь только дважды мне довелось увидеть такое побоище: это при режиме Хрущева и в первые годы независимости Казахстана, когда катастрофически резко уменьшилось количество скота на селе.
Это потом уже власти поняли, что во все тяжелые времена казахов всегда выручал скот. И количество скота, к счастью, увеличилось.
Кредо быть грамотным и честным
— Тем не менее, вы в 10 лет, сын сельского кузнеца, полностью овладели искусством вырезания из дерева и делали свои первые планеры-самолеты, которые начали летать. Вас кто-то учил этому, может, чем-то помогали ваши старшие сестры Бикен и Зульпин?
— В то время мы с мамой Камиёй жили в колхозе. К сожалению, отец Аубакир к тому времени уже умер, подорвав здоровье в кузнице.
— Извините, конечно, а почему отчество у вас тогда Онгарбаевич?
— Отчество я взял в память о дедушке Онгарбае. А вот фамилию взял по имени отца.
— Так неожиданно!
— Хм (смеётся!). Вернемся к старшим сёстрам. Они жили в городе. И влияние их на мое мировоззрение, в общем-то, ограничивалось письмами старшей сестры Бикен, которая мне всегда писала каким мне быть, как вести себя и еще она всегда упоминала имя отца.
Она всю жизнь для меня была кумиром, тем человеком, который сыграл большую роль в формировании моей личности. Бикен была учительницей, очень продвинутым и образованным человеком, у нее были свои дети. Каждое лето я проводил в Темиртау с ними. Благодаря ее влиянию сформировалось мое кредо.
Когда я маленьким мальчиком еще говорил, что буду летчиком, она продолжала: "Вот теперь иди и добивайся своей мечты! Не меняй никогда своих взглядов" И обязательно добавляла: "Для того, чтобы быть летчиком, ты должен хорошо учиться!" Понимаете? Как она пацана — а я был непоседой-егозой, которому до всего есть дело — сумела-таки посадить за парты и учебники!
Бикен постоянно мне напоминала, что если ты хочешь стать "таким-то", то туда принимают только "таких-то". Находясь далеко, она сумела направить меня в нужную, правильную сторону.
Мама у меня вообще не знала грамоты. Но в то же время, все ее помыслы, все ее действия были направлены на то, чтобы я умел читать и писать. Она всегда говорила: "Если хочешь добиться своей мечты, ты должен быть грамотным!" И еще она никогда не говорила мне "этого нельзя, не делай этого".
Единственное, о чем она просила, это не обманывать: "Сынок, никогда и никого не обманывай! Пусть это будет плохо для тебя, но ты всегда говори правду. Она все равно обнаружится, поэтому лучше сразу говорить правду!" Постулат "не обманывать, это грех" был и является самым первым и главным в нашей семье.
Следующим жизненным принципом, который вложила в меня мама, это был постулат "никогда не бери чужого!" Мама так объясняла: "Это тоже грех. Человек трудился, зарабатывал. А если ты у него отберешь плоды его труда, то это будет двойной грех для тебя. Поэтому, ты пожалуйста, никогда не воруй! Если не тебе, то твоим детям придет отмщение. С этим не надо шутить"
Понимаете, наши старые люди были настолько чистыми, с кристально чистой душой. И они старались передать вот эти постулаты нам, своим детям. Все это играло огромную роль в моем воспитании. Я с детства никогда не обманывал, старался не обманывать. Я никогда не брал чужого.
Про пропаганду, комбайн и родину-маму
И еще. Помню, очень сильно я захламлял нашу комнату, когда делал свои первые модели самолетов, по сути, я превращал ее в мастерскую. Я все и так и этак пробовал, а мама мне помогала, представляете! Когда вспоминаю сейчас, то улыбаюсь… Немолодая женщина помогала мне обклеивать планер и потихоньку советовала: "Мне кажется, крыло надо так мазать!".
Я же вообще не знал, как надо делать эти планеры! Все по наитию. Это был просто полет детского воображения, фантазии, где я себе представлял, как все должно быть.
— Просто увидите в кино самолет и вот думаете, что надо так делать.
— Да. Знаете, еще что. Тогда пропагандистская машина советская работала, в отличие от нынешней, просто ежедневно. Все это глубоко уходило и сидело в подсознании. Перед теми же фильмами в кинотеатре обязательно журнал был! И он был обязательно пропагандистский. Мы думали, что показывали новости, а ведь это была же пропаганда — "Вот мы какие! Вот, что мы делаем! Вот чего мы достигли!" И ты начинал гордиться за страну.
Я делал эти планёры, а они ломались. Я вновь их переделывал, снова пускал и опять они ломались. Отмечу, что у меня тогда не было готовых подручных материалов как сейчас — пошел в магазин и купил модель, которую только собрать и склеить осталось из готовых деталей.
Когда планер падал и ломался, я понимал, что он тяжелый, что надо делать его легче. И я искал материал, чтобы можно было вырезать планочки тоненькими. На помощь приходили деревянные планки от сломанных жаток комбайнов. Тогда комбайны были наполовину деревянными, а не такими, как сейчас, из пластика и железа.
— Это были жатки комбайнов "Искра"?
— Нет. Тогда был комбайн "Сталинец". И жатка у него прицепная была. Знаете, это просто удивительно, что с такими комбайнами и с такими тракторами народ поднял целину и выдавал миллиарды пудов хлеба. Не знаю просто… Это были люди, преданные своему делу. Люди, которые так хотели сделать, чтобы было лучше, чем вчера. А сейчас ведь этого нету, да и быть не может.
Сейчас спрашивают: "Сколько заплатите?" Отвечаю: "Сколько заработаете!" Нос воротят: "Нет, сначала аванс". Я вот нахожусь ныне как раз на этом поприще, и мы не можем никак найти механизаторов. А тогда на каждом комбайне по четыре человека — комбайнер-рулевой, потом тракторист, потом на копнителе человек сидел и был еще помощник комбайнера. И это на один комбайн столько людей нужно было и люди находились откуда-то.
А сейчас на суперсовременный комбайн "John Deere" мы не можем найти человека! Потому что люди предпочитают в городе таскать мешки, нежели работать на поле в селе.
Я сейчас, в период пандемии, в деревне нахожусь, у сына маленький участок в 450 километрах севернее от столицы. Он там пашет, сеет и выращивает сельхозпродукцию. Я с ним вместе.
Знаете, я заблудился в сегодняшнем восприятии жизни. Я всегда считал, что человек, чтобы считать себя человеком, он должен, прежде всего, освоить профессию. И этой профессией он должен гордиться, нести её! Если ошибся в выборе, ну, смени её. Но если нашел профессию, то гордись ею!
Но у нас сейчас… Что-то мы потерялись. Имея высшее образование, мы сейчас лучше пойдем на базар торговать, чтобы получить скорые деньги.
А мы раньше жили другими идеалами. Мы соревновались — кто больше сделает, кто лучше сделает. И мы знали, что это для нашего народа, для моей страны, любимой страны.
А сейчас, если опросить молодежь, очень сомневаюсь, что они скажут, что "любят Родину". Нету такого чувства уже у них.
— Понятия размываются…
— Только хотел это сказать. У молодежи, надо, в первую очередь, спросить: "Что такое Родина?" И я скажу, что многие ответят не так, неправильно ответят. У них понятие Родины заключается в том, чтобы дали им возможность работать, и чтобы никто их не трогал. То есть, получается, что они без обязательств. Вот это результат того, что у нас в Казахстане отсутствовала идеология.
— Это то, что упустили за время независимости?
— Упустили, верно. И сейчас целое поколение людей страдает из-за этого. Сами того не понимая, они ворвались во вседозволенность и не более. И больше ничего не понимают.
Всегда должна быть ответственность — ответственность перед самим собой и перед теми, кто окружает тебя. И, в первую очередь, перед своими родными, перед самым близким человеком — перед своей мамой!
Спрашиваешь молодых: "Любишь маму?" Отвечают: "Да, люблю". Так для нас в свое время Родина была мамой. Родина, значит, мама. И любили мы Родину так, как любили маму. И эта идеология в нас, можно сказать, вбивалась, всаживалась. А сейчас, когда этой идеологии нет, все поплыло.
"Марью Ивановну больше не приглашать!"
— При поступлении в Армавирское высшее военное летное училище летчиков противовоздушной обороны у вас был небольшой инцидент со сдачей экзамена по "русскому языку". Что именно там произошло? И кстати, как вы оцениваете нынешнее ЕНТ и тогдашние письменные экзамены?
— Для начала отвечу про ЕНТ. Этот тип экзаменов когда-то был придуман в развитых странах для недоразвитых детей, с отставанием умственного развития, болезнями мозга. Перед ними для ответа на заданный вопрос давался выбор только из двух вариантов: "да" и "нет", чтобы они могли работать с наименьшими умственными усилиями, чтобы, не дай Бог, пена у них не пошла изо рта. Наши министры образования неудачно подхватили этот опыт и ввели в практику для нормальных детей. На большее, похоже, у них ума не хватило. Ответил на вопрос?
— Пожалуй, да.
— Теперь как поступал в Армавирское летное училище. Конечно, был жесткий отбор в то время. Было и так, что сыны генералов и маршалов шли отдельной когортой, и их пропускали, задавая на экзаменах вопросы полегче, лишь бы они что-то знали, короче, старались их вытянуть.
Другое дело все остальные, которые пришли сдавать приемные экзамены со всех концов большой Родины. Нас жестко отрабатывали. На письменном экзамене по сочинению я выбрал тему "Герой нашего времени". Написал про Юрия Алексеевича Гагарина. Я писал сам и считал, что Юрий Гагарин был героем нашего времени. Русский язык у меня был на высоте: я единственный из класса закончил школу с пятерками по русскому языку. Я свободно и грамотно изъяснялся на русском литературном языке устно и письменно, и точно знал, что написал сочинение на "отлично".
Правило было такое, что по результатам этого экзамена допускали к следующему. Меня допустили, но ничего не объявляли. Потом допустили еще к следующему и так далее. Наконец, прошел все экзамены, идет уже так называемая мандатная комиссия, на которой и решали окончательно кого принимать в училище. Сидят генералы, учителя, принимавшие экзамены. Среди них сидел и начальник училища, генерал-майор авиации Федор Сметанин.
И вот он объявляет: "Токтар Аубакиров, молодец — сдал экзамены. Мы тебя понимаем, но дорогой, надо русский язык подтянуть, если подтянешь, будет совсем отлично! По экзаменам — "пятерки", только одна "четверка" и одна "тройка" по русскому языку, за сочинение".
И я тогда сказал: "Товарищ генерал! Я не верю, что я написал сочинение на "тройку" — этого быть не может! Потому что я в себе уверен".
Он встрепенулся: "Да?" И сразу отдал распоряжение: "Ну-ка, проверим, принесите мне это сочинение!" Приносят эти два исписанных мной листочка и — нигде никаких помарок! Только в конце красуется "тройка" с пояснением: "Эту работу написал не он".
Федор Иванович тогда говорит: "Пригласите человека, который принимал экзамен" Пришла женщина, преподаватель педагогического университета. Генерал обратился к ней: "Марья Ивановна, в сочинении нет ни одной помарки, а вы поставили "три". Объясните!"
Преподавательница повернулась ко мне и воскликнула: "Ну это же казах! До него сдавал еще один казах, который сочинение на "двойку" даже не смог написать!" А там со мной вместе поступал в училище еще один парень из Казахстана, который закончил казахскую школу, естественно, у него было тяжело с русским языком. И эта Марья Ивановна продолжает возмущенно: "Тот казах даже на "двойку" не написал, а этот, видите ли, хочет "пятерку"! Он же просто списал это сочинение!"
И тут генерал встает во весь рост и четко говорит: "Сынок! Ты поступил в училище с очень хорошими отметками! Молодец! Быть тебе генералом! Можешь идти…" Уходя я услышал, как он уже за дверьми комиссии приказал: "Марью Ивановну больше к нам не приглашать!"
В европейской части СССР тогда часто встречалось некоторое неприятие, точнее недоверие и подозрительность к лицам нерусской национальности. Но тут есть один нюанс — как только они увидят твою профессиональную работу, твои человеческие качества, иными словами, как только зауважают тебя, тогда сразу забывают про твою национальность, для них ты становишься своим, русским человеком вплоть до того, что даже имя русское тебе дают.
В нашем Армавирском летном училище была очень сильная подготовка — это было единственное училище в Советском Союзе, которое сразу выпускало лётчиков второго класса квалификации, иными словами, выпускники уже были готовым лётчиками.
Героический тандем с "небесной железякой"
— За время 15-летней работы летчиком-испытателем в Опытном конструкторском бюро имени Микояна вы освоили более 50 типов самолётов. Вам доводилось сажать даже горящий истребитель, как вы решились на такое?
— Это моя мечта была, моя цель — быть на острие самолетного дела, на острие создания тех самолетов, на которых я могу летать. Я хотел первым их испытывать, "объезжать" этих красавцев, я хотел достичь вершины летного мастерства. Став просто летчиком, я достиг определенных высот профессионализма, когда мне говорили, что я лучший летчик полка, потом Дальнего Востока.
Потом я окончил школу летчиков-испытателей и стал летчиком-испытателем. Но я на этом не ограничился и без отрыва от испытательной работы закончил вечернее отделение МАИ (Московский авиационный институт имени Серго Орджоникидзе). Так я двигался к своей цели и постепенно достиг больших высот в своем деле. Безусловно, этих высот достичь мне помогли мои друзья, товарищи, мои коллеги, которые были рядом.
По жизни мне встречалось очень много хороших, выдающихся людей, которые помогали преодолеть трудности, поддерживали меня на пути к моей цели. Одним из них можно назвать генерала Федора Сметанина, о котором я уже сказал.
В итоге я стал одним из ведущих летчиков комплекса имени Микояна и выполнял самые сложные задачи и полеты. Именно коллектив комплекса "МиГ" — вот кому я обязан всем в жизни!
— Вы испытывали советский палубный многоцелевой истребитель четвёртого поколения МиГ-29К и осуществили 1 ноября 1989 года первую посадку на палубу первого и единственного в СССР авианесущего крейсера "Тбилиси" (ныне "Адмирал Кузнецов") и спустя уже полтора часа первый совершили взлёт с него через так называемый трамплин. В разных источниках пишут, что эпизоды с авианосцем были только одним из элементов программы испытаний самолёта, за которую вас наградили званием Героя Советского Союза, а чуть позднее и званием заслуженного лётчика-испытателя СССР. Что это за программа такая была, из каких еще других элементов она состояла?
— Чтобы внести ясность, скажу, что звание героя я получил абсолютно не за эпизод с авианосцем. Когда я садился на авианосец "Тбилиси", то уже был Героем Советского Союза. Это звание присвоили за мою многолетнюю работу в качестве летчика-испытателя.
Если же говорить о программе создания авианосца, она была очень масштабная. В СССР несколько раз до этого пытались создать авианосец, но все время откладывали это дело из-за дороговизны реализации. Но когда у американцев появился уже 14-й большой авианосец, и они начали вокруг Советского Союза везде бороздить моря и океаны, то вопрос защиты чести СССР встал, как говорится, ребром.
Авианосец — это такая штука, которая подплывает к берегам вашей страны и стоит в нейтральных водах. А ты ничего не можешь сделать! В то время как на своем борту авианосец имеет практически все системы вооружения, начиная от атомного заряда и завершая группой самолетов на своей палубе с лучшими летчиками страны. Поэтому в СССР приняли решение построить свой авианосец.
В этом проекте я участвовал, начиная с первого заседания у военных моряков. И так получилось, что я на МиГ-29К первым в мире взлетел с трамплина . До этого с короткого трамплина с авианосцев взлетали только на британских самолетах "Харриер", но это были самолеты вертикального взлета. А я поднял в воздух самолет с обычной схемой взлета.
— Есть ли сейчас летчики-испытатели среди казахов?
— Среди казахов, к сожалению, сейчас нет летчиков-испытателей. В той же России их уже, наверное, не будет — там сейчас стараются не подпускать к стратегическим технологиям лиц нерусской национальности. А в Казахстане не будет тем более, поскольку мы попросту не выпускаем самолеты. Хотя, поживем-увидим, может какой-то современный казах всё же захочет стать летчиком-испытателем.
— Чем испытатель всё же отличается от обычных лётчиков?
— В первую очередь, летчик-испытатель — это человек, который учит летать этот самолет. Самолет, который нужен для защиты рубежей государства. Чтобы быть летчиком-испытателем нужны большие и крепкие знания. Ему нужно подходить ко всему технически грамотно, обстоятельно.
Летчик-испытатель должен понимать те процессы в полете, которые он осуществляет. Вот это движение для чего производится, а вот то движение зачем исполняется и что от них нужно получить. Как получить максимально красивое движение и как дойти, нащупать ту точку, тот предел, когда может начаться необратимый процесс, когда уже начинает разваливаться самолет.
Для этого и даются испытателю определенные полномочия. И мы поэтому указываем эти ограничения в своих отчетах: вот до этой черты обычный летчик имеет право доходить, а дальше уже не имеет права, поскольку летчик и самолет погибнут. Мы же, летчики-испытатели, имеем право переходить эту черту с целью исследования всех процессов, которые происходят с самолетом в эти моменты. И у нас даже в инструкциях прописано, что мы имеем право катапультироваться. И зачастую у нас это происходило.
Но у меня, кстати, ни разу не было случая катапультирования. Три раза в жизни мне приказывали катапультироваться. Три раза эту команду я не выполнил. Эта "небесная железяка" и я были едины! Я доверял этой "железке", а "железка" доверяла мне. И успех сопутствовал именно такому нашему единому тандему.
Отказывался быть космонавтом
— Токтар Онаграбевич! Вы в первый раз получили предложение стать космонавтом в 1985 году, однако отказались. Почему?
— Потому что, будучи ведущим летчиком-испытателем Конструкторского бюро имени Артема Ивановича Микояна (того самого, который выпускает самолеты "МиГ"), я уже практически все мог делать! Нас всего двое были, которые могли выполнять полеты любой сложности. Остальные только приближались к этому уровню. Но далеко не все те, которые приблизились бы к этому уровню, смогли бы выполнять особо сложные испытания летной техники.
Дело в том, что есть летчики-испытатели универсалы, а есть те, которые преуспели в чем-то одном. Я был тогда уже испытателем-универсалом, и не смог тогда дать "добро" на предложение стать космонавтом.
Конечно, если бы я согласился, то спокойно пройдя подготовку, взлетел бы и получил звезду Героя. Но для летчика-испытателя это все же легкая "звездочка", если летчик-испытатель рискует каждый день, то космонавт рискует раз — чувствуете разницу?
— Но тем не менее, в 1991 году вам поступило предложение от Первого Президента Казахстана Нурсултана Назарбаева.…
— Знаете, от Нурсултана Абишевича мне поступали предложения стать космонавтом и в 1989 году, и в 1990 году, но я не хотел становиться космонавтом. Но вот в январе 1991 году, когда я приехал на Чимбулак в Алма-Ату покататься на лыжах (это было чистое совпадение), мне звонят друзья снизу, из города, и говорят: "Вот, зачем ты скрывал, оказывается, ты космонавтом будешь — Нурсултан Назарбаев это сказал!" Я спустился в город и попросил друзей рассказать подробнее. И они рассказали, что президент сообщил прессе о том, что к полету в космос готовятся два казаха, один из которых прославленный Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель Токтар Аубакиров, а его дублером является Талгат Мусабаев.
Меня это известие шокировало. Я сразу направился в здание ЦК Компартии Казахстана, что на площади. Обычно, когда я приходил туда, я сидел в приемной, дожидался очереди. А тут такой переполох поднялся: "Токтар Аубакиров пришел!" Меня сразу провели к президенту.
И я его спросил, признаюсь, грубовато: "Какое вы имели право?" Назарбаев, конечно, очень большой психолог. Он ко мне так обратился: "Знаешь, Токтар, мне это не надо, поскольку я уже президент. Я знаю, что и тебе это не нужно, потому что ты уже герой и заслуженный летчик-испытатель. Но ты понимаешь, казахи уже 30 лет ждут, когда с казахского космодрома полетит в космос казах! Народ сейчас находится в растерянности, подавленный. Ты же сам знаешь…" После этих слов мне ничего не оставалось, как сказать: "Хорошо. Когда?" Он ответил: "Вечером, в ТАСС".
Нам срочно нашли билеты и вечером пришлось бегом-бегом садиться на самолетный рейс в Москву. И в тот же вечер уже на пресс-конференции в московском здании ТАСС (Телеграфного агентства Советского Союза) советской общественности и всему миру было объявлено, что к полету в космос готовится Токтар Аубакиров. С этого момента всё и закрутилось.
— После этой пресс-конференции вы сразу поехали в Звездный городок?
— Нет. Я еще поработал летчиком-испытателем. Затем целый месяц проходил медкомиссию в стационаре ИМБП (Институте медико-биологических проблем), там медкомиссию проходят все кандидаты в космонавты. Туда приезжают сотни, а на выходе остаются только единицы. Я тоже прошел эту комиссию. К тому времени я уже был известный летчик-испытатель, причем известный не только в СССР, но и за границей и я подошел к директору ИМБП Анатолию Григорьеву и сказал: "Если вы заметите какие-то отклонения от нормы, то у меня большая человеческая просьба — вы ничего не говорите, просто скажите — всё, собирайся и уходи! Я сразу сяду на свою машину и уеду".
Я тогда жил в Москве, а институт располагался недалеко, на Хорошёвском шоссе. Григорьев ответил: "Хорошо!" И вот, на протяжении всей комиссии, которую очень долго проходили, он ничего мне не говорит. И уже в конце самом вызывает. Я думаю: "Ну всё! Не прошел". А он встречает и выдаёт: "Токтар, поздравляю! Ты прошел медкомиссию, у нас замечаний нет. Там есть незначительные моменты, но для тебя это ерунда. По нашим меркам ты подходишь!" Я поблагодарил его за хорошую новость.
— Это было весной 1991 года?
— Это было уже в конце марта. После этого я отправился в Звездный городок, где со 2 апреля по 2 октября готовился стать космонавтом.
Кто не дерзает, тому не везет
— Второго октября 1991 года вас провожали в космический полёт аж целых семь президентов стран! И при старте впервые казахский космонавт о чем-то по-казахски поговорил с Нурсултаном Назарбаевым. О чем вы говорили?
— Это не было предусмотрено программой. Если бы такое произошло в прежние годы, то меня, наверное, сняли бы сразу с полета. По прибытии на стартовый комплекс (за три часа до пуска) мой командир Александр Волков уже доложил председателю государственной комиссии генералу Владимиру Иванову, что мы готовы к полету. Президенты, нас провожающие, находились за муаровой лентой, которую нельзя было перешагивать.
И тут я подошел к президенту и доложил Нурсултану Назарбаеву по-казахски: "Құрметті Президент! Тоқтар Әубәкіров Қазақстан жерінен ғарышқа ұшуға дайын!" (Уважаемый Президент! Токтар Аубакиров к полету в космос с казахстанской земли готов!). Он ответил: "Жолың болсын! Күтеміз, рахмет!" (Удачного полета! Спасибо, будем ждать благополучного возвращения!).
— Это было перед взлетом?
— Да. И это выходило за рамки протокола. А уже при взлете я по-казахски сказал: "Отан, сен үшін мен отка да жануға, суға да батуға дайынмын!" (Ради тебя, Родина, я готов пройти и огонь, и воду!).
В этот день весь казахстанский народ ликовал, заслуженно ликовал! Я не беру в заслугу себе то, что это я сделал — так получилось, что именно в это время я оказался в нужном месте, в нужной профессии, с нужным здоровьем. Я считаю, мне просто повезло.
Везение сопутствует дерзающим людям. Кто не дерзает, тому не везет. И наоборот, кто дерзает и стремится к чему-то — тот обязательно добивается своей мечты.
— На борту орбитального комплекса "Мир" вы находились семь суток 22 часа 12 минут 40 секунд. Читал, что вы дали свое согласие полететь в космос только в случае получения разрешения на проведение научных исследований. Расскажите о космической науке, что вы исследовали почти тридцать лет назад?
— В то время была Академия наук Казахской ССР, она находилась в ведении государства и делала мировые открытия, и ее состав был очень сильным. К сожалению, нынешняя Академии наук РК, которая стала с середины 90-х годов общественной организацией, после потери своего государственного статуса год за годом начала терять свои научные позиции. Так вот, та Академия наук сформировала тогда специальную и уникальную программу космических исследований, результаты которой сыграли большую роль для химиков, аграриев, биологов, медиков и географов. Это программа впервые в мире имела прикладной мирный научный характер. Раньше-то все научные программы проводились только для военных нужд.
Академию наук возглавлял Умирзак Султангазин и она тогда была славной. Умирзак Махмудович был удивительным человеком высокой культуры, настоящим академиком. Академия нужна для выполнения государственных заказов, для проведения перспективных научных исследований. Академия не должна с протянутой рукой ходить, как это вынуждены делать наши нынешние академики. Академия наук должна быть государственной, народной.
Воспитывать в себе любовь к Родине
— Слышал, что вас недавно удостоили звания почетного академика наук…
— Нет. Я не почетный, а действительный член Академии наук РК, доктор технических наук. Балам (сынок по-казахски — прим. ред), уже много наговорили… Прошу извинить, но надо заниматься хозяйством. Спасибо за вопросы!
— Вам также большое спасибо, Токтар Онгарбаевич! У вас есть в завершение нашей беседы пожелание для казахстанской молодежи?
— Наш независимый Казахстан, который находится не на последнем счету в мировом рейтинге, он может и должен быть одним из самых грамотных, демократических, влиятельных государств в мире. У молодежи нашей сейчас прагматичный характер. Она общается со всем миром, и придет время, когда молодежь исправит многие наши ошибки. Я в свое время просил через СМИ извинений у молодежи за те ошибки, которые мы, старшее поколение, допустили.
И я все же уверен, что многие молодые парни и девушки все же достойно учатся, стремятся к знаниям и любят свою Родину. Чтобы Казахстан цвел, мы сами, не дядя со стороны — должны создавать и поднимать нашу страну. Должны воспитывать в себе неподдельную, искреннюю любовь к Родине — только тогда наша страна станет великой.
P.S. За бортом осталось еще не менее дюжины различных вопросов, которые не удалось задать нашему легендарному собеседнику в формате телефонного интервью. Наш герой вполне земной человек и ему ничто человеческое не чуждо. Со своей любимой супругой и верной соратницей Татьяной Михайловной (с которой он познакомился в начале 1975 года, когда она начала работать инженером-программистом в испытательном центре в Подмосковье) они вместе живут 54 года, у них два сына, пять внучек и теперь уже два внука — редакция BaigeNews.kz от всей души поздравляет Токтара Онгарбаевича с недавним рождением еще одного внука!
При подготовке интервью использованы фотокадры из документального фильма "Покоряющий высоты", а также фотодокументы из Википедии.
Самое читаемое