Булат Аюханов: "Балет — это когда болит"

Сегодня в Алматы попрощались с выдающимся танцовщиком и педагогом, народным артистом РК, создателем и бессменным художественным руководителем Государственного ансамбля классического танца Булатом Аюхановым. По просьбе BaigeNews.kz журналист Алексей Гостев поделился с редакцией фрагментами ранее не опубликованного  интервью, которое Булат Газизович дал после вручения ему премии "Платиновый Тарлан".

О детстве, юности, учителях

— Я считаю, если у ребёнка не было детской, из него ничего не выйдет — ни артиста, ни художника, никакого другого специалиста. Дома должны воспитывать, внедрять чувство благодарности, радости — это система. Не то что родители отдали ребёнка в балетную школу и на этом успокоились. Надо следить за тем, что он читает, что смотрит, какой режим.

… Меня воспитывала сестра, поскольку мама работала на нужды фронта. Всё мужское население воевало. После войны, в 1945 году, мы приехали в Алма-Ату из Таджикистана. Мама сразу отдала меня в музыкально-хореографический комбинат, где учили и музыкальным дисциплинам, и балету. Дома у нас не было пианино и тем более рояля, поэтому пришлось балетом заниматься. Для мамы было главное, чтобы я не мотался по улицам. И вот на этом комбинате я встретил замечательных педагогов, петербуржцев — Селезнёва, Шатловского, Николаева, Маргариту Ипполитовну Мроз… Эти люди несли высокую культуру, были истинными интеллигентами. При них мы стеснялись даже прийти на занятия в несвежей рубашке, хотя время было послевоенное. Сами себе пришивали белые воротнички…

Потом уже проявилась во мне любовь к театру. Я с детства любил музыку, хорошо пел. Это сейчас, когда я начинаю петь, люди сразу затыкают уши и просят: только, пожалуйста, не пой! (смеётся).

Вообще, я считаю, что балет меня хорошо организовал. В университете я учился пять с половиной лет. Изучал русскую филологию в Ленинграде, потом бросил, поскольку понял, что это не моё. В ГИТИСе учился, позже стал статьи писать, потом книги, в кино снимался. То есть настолько уплотнённый график биографии у меня, что я стараюсь не оглядываться на то, что было вчера.

О профессии

— Я думаю, что это профессия меня выбрала, а не я профессию. Я чувствую себя её должником, поэтому считаю неприличным сочковать, халтурить, дурака валять.

Из меня, кстати, получился бы хороший медбрат. Но ни в коем случае не хирург, не офтальмолог. Крови я боюсь очень. Уколов всяких. А вот там где нужно отдать, нужно помочь — я как рыба в воде. Есть во мне чувство сострадания, сопричастности, когда нужно кому-то вовремя руки подложить. В этом, я считаю, заслуга моей мамы и сестры.

… Я бы не сказал, что танец — это удовольствие. Балет — это когда болит. Балет всегда связан с болью мышц, тела, это преодоление земного притяжения, преодоление лени, преодоление всяческих препятствий извне, как объективных, так и субъективных. Я уже смирился с тем, что балет для меня — средство, позволяющее дышать, жить. А поскольку я мыслю категориями театрально-хореографическими, то всегда могу рассматривать человека, знакомого и незнакомого, через призму своей профессии. Какая у него осанка, какая спина, походка, во что одет и так далее.

Профессия очень жестокая. Мало того, что происходит отсев на самых ранних этапах, когда у детей либо крыловидные лопатки, либо колени широкие, либо плоскостопие, ещё и шумы в сердце… Так эта профессия ещё и такая короткая! Я бы даже сказал, сиюминутная. И она совершенно не терпит любительского подхода — ой, ладно, я сегодня постараюсь, ой, лучше с понедельника возьмусь, ой, лучше с нового года. Считайте, всё ушло! В нашем ремесле два дня пропустил — надо начинать всё с начала. Я знаю, что говорю, сам через это прошёл. Это безумно трудно. Как тут не стать тираном в хорошем смысле!

… Нет, я не тиран и не деспот. Я понимаю, что артист балета так быстро сгорает, что его надо беречь. Просто я очень требовательный к себе и от учеников своих того же добиваюсь, чтобы в будущем они были застрахованы от любительщины, вкусовщины. Что такое вкусовщина? Я люблю бутерброды, люблю мороженое, а не люблю сметану и ещё что-нибудь. В балете любовь абсолютна, ты должен быть предан ему до конца и вопреки всему. Если нет любви к профессии — не будет ни лётчика, ни медсестры, ни физика, ни хирурга, ни артиста балета. Из зала всегда видно, есть ли эта любовь и самоотверженность или артист выполняет свою работу, что называется, под кнутом. Пропасть между сценой и залом возникает тогда, когда на сцене пустота. Много народу толчётся, а зачем всё это, если нет вдохновения?

О преемственности и знаниях

— Я уже достаточно опытный и взрослый человек — и я, к своему ужасу, не вижу связь времён. Современные артисты, они же ничего не знают о Селезнёве, о педагогах наших и звёздах — Таджиеве, Манской, Никитиной, Бекбосынове, Тапаловой… Если человек не знает истории — он никто! Статуэтка, пешка, которую можно расставить, как угодно. Вот такая неосведомлённость делает пустым танец на сцене. Я не говорю, что это плохо, это ужасно! Как воспитатель, родитель и педагог я считаю своим долгом отдать то, что имею, полностью раствориться в своих учениках.

О лишениях и ограничениях

— Я и болеть не имею права, и выпить, и переесть, и переспать. Мы же ничего, по сути, не получаем, только отдаём, ничего не требуя взамен. Добровольная каторга. Но в то же время есть сильный дисциплинирующий фактор. Может, именно поэтому, из-за всех этих ограничений я так хорошо сохранился (улыбается).

…Слушайте, ну какая может быть выгода от нашей профессии в нашей стране?! От зарплаты до зарплаты, от зари до зари, любовь — кольцо, а у кольца начала нет, начала нет и нет конца… Я понимаю, на Западе это действительно престижное занятие. Престижное и очень дорогое. В смысле, высокооплачиваемое. Там человек 15 лет проработает и выходит на пенсию. Потому что дальше смотреть на него противно. А у нас в 58 лет женщина должна Джульетту танцевать, а в 63 "принц" с обвисшими мышцами, упавшими икрами должен изображать Ромео. Но, как бы то ни было, мне это нравится. На пенсию я не стремлюсь — хотя мой порог молодости уже преодолён, сегодня я, так сказать, симулирую здоровье и хорошую физическую форму, потому как развалину ни одна труппа не потерпит.

 О красоте

— Достоевский говорил, что красота спасёт мир. Но я же вижу другое, что сегодня мир кромсает красоту. Понимаете теперь, почему я занимаюсь балетом? Потому что балет спасает красоту!

Для меня, кстати, красота в тишине. Я везде ищу тишину. Вот мы с вами сейчас сидим, разговариваем ­тихо, никто нас не гонит, не торопит. Красота!

О прозе жизни

— Зайдешь в автобус — мат-перемат стоит, наступили на ногу, в бок швырнули… Мы настолько к этому привыкли, что иногда думаешь: а как без этого безобразия жить?! Грязь, во дворе колдобины, везде пахнет мочой… Но, если откровенно, когда ты с утра до вечера занимаешься балетом — всё остальное уже не пахнет.

Жизнь без духовности же страшно неинтересна! Ну, полный желудок у меня, хорошо оделся, трёхэтажный особняк, псы, телохранители, телевизионный глазок… А дальше-то что? Знаете, какое лучшее лекарство от "прозы жизни"? Книга, конечно! Это такая надёжная подруга, в которой даже если ответы на свои вопросы не найдешь, то все равно что-то откроешь и вынесешь для себя. Книги обожаю. Правда, я сейчас уже читаю новыми мозгами — не постаревшими, а поумневшими. Вот сейчас, например, читаю Ницше. Ранше как было: сдаю в университете философию, меня спрашивают, а каково ваше мнение? У меня же повышенная стипендия, думаю, не дай бог что-то лишнее сказать… И отвечаю: "Моё мнение не расходится с вашим". Протягиваю зачётку с ужасом, а мне там ставят "отлично". Уф… слава богу, не выгнали. А сегодня читаю Ницше и во многом с ним не согласен. Потому что опасная эта идеология: полубог, сверхчеловек… Да, в своей профессии я если не бог, то царь — и всё же чуть-чуть в сторону нужно читать, где-то чуть выше подтянуться, где-то чуть ниже опуститься… Говорю себе: будь осторожен: прежде чем перепрыгнуть, надо понимать, где тебе приземлиться.  Вообще, для меня жизнь — это экзамен, каждый божий день. Что я сегодня им (ученикам) отдам? Оправдаю ли их надежды, их тёплое отношение, любовь, товарищество?

О конце пути

— Мне не стыдно, как я прожил жизнь. Нет, конечно, стыдно за какие-то резкие поступки, но это издержки молодого руководителя, так скажем. Время было трудное, камни летели и слева, и справа…  Но мне очень повезло на хороших людей. И великих, и выдающихся, и известных, и неизвестных… Всё это моя копилка, а человек я очень благодарный и наблюдательный. И я верю в Создателя. Мне как-то сказали, что я проживу 88 лет, а хотелось бы 188 лет прожить. Когда-то я умру, но это будет так скучно. В каждом возрасте есть свои прелести, но не хотелось бы превратиться в руины, в "книгу жалоб и предложений". Я не чувствую своего возраста, пока не посмотрюсь в зеркало. Но даже когда я гляжу в зеркало — я должен быть очень красивым. Смотрите, я же красивый? (смеётся).