Мировоззрение Казахстана и язык свободы — интервью с Евфратом Имамбеком. Часть вторая

В преддверии 30-летия независимости Казахстана мы продолжаем публикацию интервью с известным социо-антропологом, оригинальным мыслителем, а также педагогом-профессором Евфратом Имамбеком, которое состоит из четырех частей. В первой части беседы рассказывалось о том, почему и когда умер марксизм, про костер из книг в Советском Союзе, а также про тот самый декабрь 1986 года в Алма-Ате, от которого и начался распад СССР.

Во второй части интервью на примере семейной истории Евфрат Багдатович делится тем, как казахи использовались как "пушечное мясо" в Великую Отечественную войну, подробно рассматривается феномен пустоты современного казахского интернационализма, а также говорится о самом иезуитском колониализме и апофеозе засилья технократической бюрократии в современном Казахстане, когда показушность фактически съела достижения молодой государственности.

Пушечное мясо и перепрограммирование истеблишмента

— Ведь как Сталин после войны отблагодарил казахов за то, что спасли Москву? Как он нас, казахов, отблагодарил за то, что с одной винтовкой в окопе сидели по три человека как пушечное мясо? Отец мой все время ходил с этой мыслью, подведя для себя лично итоги Великой Отечественной войны. Это тоже мне отец рассказывал, ему ногу оторвало на фронте, он был инвалидом. Он же не будет обманывать. Вот так и сидели они по трое в окопе с жесткой установкой: винтовка должна стрелять! А людей было не жалко, пушечное мясо.

И сажали по три-пять человек в один окоп под Москвой, чтобы при смерти одного, второго, третьего бойца — винтовки все равно стреляли! Отец воевал в той самой знаменитой Панфиловской дивизии.

И как же отблагодарил Сталин за этот подвиг? Он начал политику русификации, направленную на искоренение всего казахского. Чеченцев, турок-месхетинцев, крымских татар — всех в ссылку, целые народы репрессировали и согнали с родных мест! Куда? В казахские степи! Для чего? Чтобы искоренить дух! Он просто увидел, как казахи героически защищали Москву, какие они воины.

И эта политика началась с 50-х годов, по рассказам старших сестер. Закрывались казахские школы, взамен открывалось все больше русских школ. А также был издан очень простой административный акт, который просто стал переломным для казахов: при поступлении в вузы стал обязательным экзамен по русскому языку под предлогом того, что на казахском якобы никто не говорит.

С этого момента весь казахский истеблишмент, вся казахская интеллигенция своих детей стала отдавать в русские школы. Не элита, а именно истеблишмент, поскольку дифференцирую эти понятия. Так вот, сразу в моду вошел русский язык, а мы стали гостями на собственной земле. А ведь именно с этого начинается независимость, когда комфортно чувствуешь себя на земле своих предков. Я помню себя с шестидесятых годов — отдельные яркие образы, а семидесятые годы — очень ясно.

Я вырос на окраине Алма-Аты, где сейчас микрорайон Таугуль. Там было очень пестрое, действительно многонациональное население. И вот помню, как стоят взрослые люди-казахи, человек десять, наверное. И только начинают говорить между собой по-казахски, как какой-то юнец из их компании бросает: "По-русски, пожалуйста, говорите!" И все сразу переходят на русский язык. И где тут братская семья народов?

Пустота современного казахского интернационализма

Конечно, ответы на все эти возникающие вопросы не давала ни марксистская теория, поэтому обратился к французской философии, социологии и политологии и уже эти зарубежные труды открыли мне глаза на многое. Но даже там, в западной — немецкой и французской философии, в американской политологии и социальной психологии — там не было ответов на мои вопросы.

О казахах никто не пишет. Кому нужны казахи, кроме нас самих? Мы никому не нужны. И никто не ответит за нас на наши вопросы. Мы, вот, любим апеллировать к "мировому опыту" и так далее. Отвечу сразу: нет там ответов. Я смотрел. Надо самим искать. Ответы все на наши жизненные вопросы, на наши глубинные, срединные, фундаментальные вопросы — они только в нашей казахской традиционной культуре.

Мне стыдно, но я до сих пор не считаю себя специалистом по онтологии казахской культуры. Потому что это такой океан, к берегу которого я только-только подступил. Я никому ничего не навязываю, просто стараюсь по мере сил пропагандировать, популяризировать казахскую культуру среди русскоязычных казахстанцев. Поэтому и принимаю участие в телепередачах на русском языке, поскольку сами казахоязычные казахи лучше меня знают нашу культуру.

Нам надо наши ценности, наше мировоззрение, нашу высочайшую культуру (так уже сложилось исторически, что она оказалась несправедливо предана забвению) — её нужно делать достоянием для неказахоязычного общества. Вот тогда у нас будет какая-то почва и возможность выработки подлинного единства для понимания.

Выросло уже три поколения детей Независимости. Но вот на вопрос в Алматы, где находится такой-то магазин, мне молодые люди отвечают: "На углу Калинина и Мира". Я ему: "А это где, в Урюпинске?" И в городе Саранске есть такой перекресток: Калинина — Мира, также там наверняка есть перекресток улиц Ленина — Карла Маркса. Так вот я продолжаю спрашивать молодого человека: "Я не помню, а где это?" Недоумевают: "Как? Вы не знаете? Вы что не алматинец?" Отвечаю: "Алматинец. В 22-м поколении! Но не помню этот перекресток!" Он: "Ну как же, это угол Кабанбай батыра и Желтоксан! Запомнить никак не могу…" И тут поясняю: "А вот это я помню! У меня очень плохая память — старые названия, которые были до 91-го года — я их забыл". И сразу появляется реакция: "А… все ясно — нацик". А я ему: "Но вам ведь за вашу слабую память не стыдно, почему мне нельзя?"

Знаете, у нас, спустя почти 30 лет независимости до сих искаженное общественное сознание, имеется серьезная деформация этого сознания. Это серьезная проблема, тридцать лет мы этим практически не занимались.

— Это было пущено на самотек?

— Нет, я так не думаю. Был такой критический момент, когда произошел идеологический слом и мы стали культивировать вот эту толерантность, мультикультурализм и так далее. Поскольку я сотрудничаю с ЮНЕСКО, я знаю многие конвенции этой международной организации, их изучал и мне это интересно. Конечно, есть конвенция о культурном многообразии, кстати, Казахстан ее ратифицировал сравнительно только недавно.

Политика мультикультурализма, как показывает политическая практика XXI века, встречает серьезное противодействие во многих обществах, поскольку ее абсолютизация в повседневной реальности показывает и ее негативные стороны. А толерантность…

Знаете, Бейбит, вы можете указать тут мое кредо… Вот кем лучше быть? Вот говорят "нацик" или национал-патриот, а еще хлеще — "нацпат" — будто ставя на одну доску с каким-то там психопатом. Не нами запущен, но вот-таки появился этот термин-клеймо и в Казахстане.

Все как бы "интернационалисты". Но я скажу так, лучше быть нацпатом, чем "патинтерном" — патологическим интернационалистом. Ведь у нас интернационализм, по сути, патологичен. Знаете почему?

— Почему?

— Говорю как ученый: в слове "интернационализм" основной частью является вторая часть — "национализм". Национализм должен быть, он есть. А приставка "интер-" означает "между", то есть, между одним "национализмом" и другим "национализмом". И для меня ключевым, главным в этом слове является именно "нацио", национальная культура. А "интер-" — это всего лишь приставка, у нее нет содержания. Получается, наш "интер-национализм" опирается на пустоту, которая между национальными культурами.

Когда был пролетарский интернационализм, это было еще понятно и оправданно, когда нужно было единство угнетенных против богатых, невзирая на этнические различия. Но ведь даже тогда все равно имелась виду нация. Впервые понятие нации — la nation — в его политическом значении появилось именно в ходе Великой Французской революции и применялось только по отношению к революционному народу Франции. Иными словами, нацией были граждане, а аристократы, придворные и священнослужители не относились к нации. Нацией тогда были рабочие, ремесленники, мелкие служащие, буржуа, которые были объединены идеями свободы, равенства и братства. Поэтому и было понятно пролетарское понятие нации как нации бедных, как объединения угнетенных против власть имущих. Отсюда и берет начало пролетарский интернационализм.

А вот у нас, когда мы отказались от этой классовой марксистско-ленинской доктрины, интернационализм каким стал? Интернационализм получился ради интернационализма. Причем у нас именно казахи культивируют этот, потерявший философскую и идеологическую основу, так называемый "интернационализм", бездумно соотнося себя с этой пустотой между национальными культурами, при этом надменно презирая казахскую культуру. Разве это не патология?!

Ведь теперь целые поколения ходят и считают себя "интернационалистами". Ко мне приходят студенты, которым и двадцати еще нет, СССР для них — давняя история, и которые, приехав в Алматы из глубинки, районного центра, будучи "продвинутыми", говорят только на русском языке. С акцентом, с ошибками, но на русском языке! Такой вот провинциальный снобизм, который уже трудно встретить в другой уважающей себя стране.

Этот провинциальный снобизм у нас появился, начиная с нашего национального истеблишмента. Интеллигенция моего и более старших поколений прямо поспособствовала его появлению и устойчивому существованию в Казахстане. Вот такие очень серьезные деформации имеются на сегодня в социально-культурном поле нашей страны, нашего общества.

Для президента Касым-Жомарта Токаева задача исправления этой деформации является самой сложной задачей, которую нужно будет решать. Это задача сплочения и создания национального единства на национальной культурной основе.

Да, мы на протяжении тридцати лет уже говорили о единстве и согласии… Конечно, согласие нужно. Но какое? Согласие на каких принципах? Согласие ради согласия является нонсенсом. Согласие ради согласия есть абсурд. Согласие всегда строится вокруг чего-то, базируется на чем-то. А у нас все друг друга любят, но на …русском языке. На русской платформе, на русских ценностях, которые выдаются за универсальные ценности, а это не так.

Мы говорили об этом в конце 90-х и начале нулевых, о том, что совершенно другие отношения должны быть с нашей северной соседкой. Эти вещи нужно было предусматривать еще тогда, но когда мы говорили об этом, тогда никто и слушать не хотел. А сейчас, мягко говоря, это уже не кажется таким абсурдным, верно?

Самый иезуитский колониализм и рывок в будущее

— Как так случилось, что вы пришли работать в аппарат Президента РК в 1992 и чем там социо-антрополог занимался до 1995 года? Что за люди вас окружали?

— Когда я защитил кандидатскую диссертацию и приехал в Казахстан, то меня пригласили в аппарат Президента и я горжусь тем, что внес свою лепту в строительство нового Казахстана. Сейчас интересно проанализировать состояние общественного сознания, духа тех, кто работал тогда в окружении Президента.

Ведь все, включая и самого Нурсултана Назарбаева, были увлечены этим процессом создания нового государства. Было такое ощущение, что вот сейчас мы всё начнем заново и начнем правильно. Что сами все сделаем, что никто не будет подсказывать и давить на нас.

Нужно сказать, что Казахстан в 90-е годы сделал действительно невероятный рывок. Я могу сравнивать это с несколькими странами, с нашими соседями. По темпам реформ мы опережали все постсоветские государства, включая прибалтийские страны, вплоть до 2010 года. Мы опережали и Россию, и Украину, и Грузию с Азербайджаном, а также братские нам Узбекистан и Кыргызстан. Мы все сделали очень быстро. Среди всех постсоветских стран Казахстан первым признан страной с рыночной экономикой. Мы первые начали в декабре 1986 года и запустили этот круг, процесс перехода, так называемого транзита.

Помните в конце 90-х было такое настроение в истеблишменте: "ну сколько может продолжаться этот переходный период!" Поскольку на всех семинарах и конференциях мелькало это словосочетание, набившее оскомину — "переходный период". И как-то я сказал коллегам-ученым, что этот период кончится уже скоро, с начала, так сказать, его завершающей фазы, которое тоже запустится в Казахстане.

И действительно, Казахстан первым получил статус страны с рыночной экономикой, а затем уже все остальные.

— О чем были споры, чем именно занимались?

— Все делали практически с нуля. Я работал в отделе внешних связей. У Казахстана был очень маленький опыт в сфере международных связей. У нас был Дом дружбы в Алматы, также было министерство иностранных дел, которое имело в основном представительские функции, потому не было ни консульской службы, ни внешнеэкономических связей. Все общение с миром шло же через Москву, которая сама торговала, а нам только что-то там перепадало. Мы были ведь социалистической колонией.

— Так такого понятия, вроде как, еще нет?

— Ну, вот сейчас я вам как раз и говорю про это понятие. Его пора ввести. Был колониализм, потом появилось хорошо разработанное понятие неоколониализма, и вот теперь пришла пора говорить и о соцколониализме. Отличительным признаком его является высшая форма лицемерия в т.н. "национальной политике" как основы отношений между метрополией и источниками сырьевых ресурсов, выкачиваемых из т.н. "национальных окраин".

Вся мощь идеологического аппарата тоталитарного режима, включая искусство (национальное лишь по форме, но никак не по содержанию, которое должно было быть социалистическим, а ядром оного являлся русский пролетариат) работала на формирование и поддержание позитивного восприятия этих далеко не равноправных отношений в национальных социумах. Причем работала весьма успешно — десяткам миллионов рабов и в голову не приходило, что они рабы, а миллионы колонистов пребывали в уверенности, что несут отсталым "нацменам" блага цивилизации. Соцколониализм — это самый иезуитский из всех типов колониализма.

Вот мы и занимались тем, что открывали с нуля торговые представительства, посольства. Искали новые связи, просто куча дел было, даже всего не вспомнишь. Был просто бешеный поток писем, нужно было готовить срочные аналитические рекомендации, основываясь на которых руководство принимало срочные решения. Все были увлечены, был азарт, подъем душевный. И люди были очень честные, очень компетентные, у которых на первом месте было дело. Хотя, конечно, были и те, которые норовили не упустить своего и поговаривали, ухмыляясь: "Народ должен богатеть, а я и есть народ". Таких тоже видел.

Но все-таки большинство были крупными личностями и, к сожалению, каким-то странным образом, их уже с нами нет.

На их место приходили другие люди, все более конформистские, все более спокойные.

Понимаете, в 90-х годах что было характерно? Не было нормативной базы. Не было законодательной базы. Существовало правило, что в отсутствие необходимых законов и административных актов, задействовалось законодательство Казахской ССР. И не было формализма, приоритетом было все же содержание, а не форма.

(От автора: уже позднее, через несколько дней, подготавливая интервью к публикации, я более отчетливо осознал, что имел ввиду Евфрат Багдатович, ставя акцент на именно "иезуитский" характер колониального советского прошлого.

По сути-то, в обмен на щедрые и достаточно активно развиваемые в СССР (в том числе и в Казахстане) социальные блага для масс в виде бесплатного образования, бесплатной медицины, ликвидации безработицы и постепенного повышения материального благосостояния — в КазССР пришла жесткая монополия на истину со стороны ЦК КПСС и "каноническим" в качестве официально одобряемого главного языка межнационального общения был негласно провозглашен русский язык. И хотя на заре советской эпохи как бы поощрялась и литература, и средние школы на национальных языках, то потом, поняв, что допустили оплошность, большевики быстренько скорректировали свою языковую политику, начав уже завуалированную, как и говорит мой визави, политику лингвоцида. Это была самая бесценная плата — плата свободой духа!

Иными словами, фактически воплощалась та самая циничная идея Великого Инквизитора из знаменитой книги Федора Достоевского "Бесы", который уверял своего пленника Иисуса в том, что "народу не нужна свобода царствия небесного", что народу довольно "хлеба и зрелищ".

Действительно, если средневековые иезуиты боролись огнем и мечом как с "ведьмами", так и с непокорными учеными, то советская власть аналогичным образом старалась всячески пресечь на самом корню любое инакомыслие или, по крайней мере, держать этот дух инаковости в строгой узде. Это была, пожалуй, действительно, самая ключевая черта советской колониальной политики, которая подобна квазирелигиозному миссионерству, когда только вера в марксизм-ленинизм считается единственно правильной верой. Тогда как та же Англия старалась, в основном, выкачивать природные ресурсы и получать экономические барыши со своих колоний, но практически не претендовала на роль духовного диктатора).

Технократы затоптали дух инструкциями и отчетами

— Что стало сейчас, с течением времени, особенно в последнее десятилетие? Сейчас приходят администраторы, приходят функционеры. И в чем их работа состоит? Я спрашиваю, потому что знаю, о чем говорю. Ответ: в создании инструкции. Они создают инструкции, где говорится о том, как бы не оступиться, как бы чего не вышло… Бюрократия — страшный бич любой нации.

Бороться надо не с коррупцией, а с бюрократией, в первую очередь. Бюрократия и коррупция — это две стороны одной медали. Вот, говорят, что нам "нужны технократы". А кто такой "технократ"? Это попросту активный, деятельный бюрократ.

— (не смог удержать улыбку!)

— Ну это же так, верно? Вот в советское время бюрократ кладет бумагу в долгий ящик и мурыжит человека месяцами. Но это классическая бюрократия, она уже в прошлом. Сейчас царствует другая бюрократия — технократическая. Они постоянно работают, постоянно что-то придумывают. Но их воображение… Я могу это сказать, поскольку читаю психологию искусств в академии Жургенова и у меня научная степень все-таки педагогическая, а мои научные компетенции лежат в сфере социальной психологии.

Так вот, важнейшая категория человеческой психики — это воображение. И мы обычно говорим: художественное воображение, научное, техническое, инженерное… Но об административном воображении пока мало кто говорит, а оно есть! И оно самое вредоносное…

— (снова смеюсь)

— Ну что вы смеетесь? (Хотя тоже улыбается, но снова лицо собеседника становится серьезным) Это бич современного Казахстана! Потому что такой технократический бюрократ может реализовать свое воображение только через форму. И вот у нас, в той же системе образования — я сам работаю в вузе и вижу — как приходят люди, которые не любят искусство, которые просто не могут различить стили и течения искусства, они не понимают современное искусство, их никогда не увидишь на концертах или галереях.

Мы, преподаватели — ходим, встречаемся на спектаклях, вернисажах, концертах. Но у нас есть чиновники от культуры, которых туда не заманишь, у них другие заботы, они направляют свое воображение только на форму — им все время нужна новая форма плана, новая форма отчета…

Ладно, если бы они это делали для себя. Так нет, они же сидят в узловых звеньях системы. И вся система начинает работать на форму, на формализм. А творческое начало остается вообще побоку. И даже те творческие преподаватели, которые должны по максимуму вроде отдавать время непосредственной творческой деятельности, они уже настолько затырканы, замордованы этими постоянными отчетами, что они выдыхаются и в голове остается только одно — сдать отчет, а не творчески провести занятие со студентами.

И это тот вопрос, который возник задолго до пандемии коронавируса, его тоже нужно решать — с неуместной бюрократией в образовании.

Вот нагрузили преподавателей обязанностью пользоваться этими информационными программами, якобы для повышения прозрачности. Но как может проверить качество образования человек, который сам не владеет предметом? Вот он сидит и проверяет: пришел преподаватель или не пришел. Что это за казарменное положение, что за уподобление госслужбе?

Это самая настоящая бюрократия, технократическая. Они все технически очень продвинуты. Они постоянно что-то делают, у них ажитация, т.е. имитация активности. Для чего? Для того, чтобы оправдать свою собственную бесполезность, не побоюсь этого слова.

Творческий дух уходит. Творческое содержание уходит из процесса образования, его затоптали отчетами и методичками. В творческих вузах, а я знаком с работой ряда таких вузов, такая опасность существует.

Если в 90-е годы люди действительно делом занимались, по-настоящему реформировали все стороны нашего государства, потом началось упорядочивание сделанного, а далее — как еще можно проявить себя? Получается, только новыми отчетами, которые куда-то нужно сдавать…

Оперируют "макропоказателями", но показатель будь он хоть "микро", хоть "макро" — он все равно остается не более чем показателем. Это не содержание. Показатель нужен для того, чтобы кому-то показать. Вот мы и становимся жертвой этой показушности.

Показушность съедает наши победы

Возьмем близкую для меня тему, тему спорта. Новый министр культуры и спорта Актоты Раимкулова, я точно знаю, прекрасно видит все недостатки и горит желанием все исправить. Недостатки в спорте появились как благодаря целенаправленной политике предыдущего руководства министерства, так и благодаря целенаправленному бездействию этих экс-руководителей — и в искусстве, и в культуре, и в спорте.

В спорте особенно. Кто ответит за бесчестие, которое мы испытали после последних Олимпиад? После этой эйфории, общенациональной радости? Ведь в чем суть спорта, его главное назначение? Суть в том, чтобы объединить народ в радости за победу. Или объединить в горечи за поражение. А у нас господствует вот эта горе-парадигма "показывания себя", причем, не активности, а именно "активизма", когда нужно что-то делать и бесконечно "показывать себя" и добиваться "успеха" любой ценой.

Напомнить, как было? Вся страна в прямом эфире переживает победу на Олимпиаде, и видит… прыгающего министра, который лезет с телефоном на пьедестал к чемпиону во время исполнения национального гимна только потому, что надо всенепременно первым отчитаться за эту победу.

Знаете… Как-то была дискуссия с российскими политологами о наследии Хрущева, и мы говорили о плюсах и минусах, и они рассказывали о том, что Хрущев был волюнтарист, был несдержанным и как бы невоспитанным, и вообще, был неумным человеком. И тут тот, кто поддерживал сторону Хрущева вдруг возразил: "Политик не политолог, умным быть не обязан".

— (Смеемся вместе!)

— (продолжает, отдышавшись) Так вот, я понимаю, что министр культуры не культуролог и умным быть не обязан. Но все-таки, когда исполняется гимн страны, он должен понимать, что это кульминация всей работы его ведомства, работы всех спортсменов и тренеров и что это действие смотрит весь мир, а самое главное, вся нация смотрит в этот момент на тебя, министра, в том числе. Человек в ранге министра все-таки должен понимать символику, знаки культуры, верно?

Но вместо этого "харизматичный" министр бегает с телефоном и дает его Илье Ильину, чтобы он поговорил с "шефом". Это позор. Это такой маленький штрих, но за ним скрывается целый пласт отношения к спорту, когда самым главным становится освоение денег и показывание результата любой ценой. Какой же тут спорт, это уже пародия на спорт, это бесчестие, которое испытал весь Казахстан перед миром. Кто ответит за это?

Да, хорошо, главный тренер сборной тяжелоатлетов Казахстана Алексей Ни подал в отставку. А те, кто с него требовал "результат", где они? Где высшие спортивные чиновники? Я не говорю о министрах, они приходят и уходят. Я веду речь о руководителях Комитета по спорту, где их ответственность за это бесчестие? Они благополучно сидят в теплых креслах, а ведь именно они решают все оперативные вопросы по спорту.

Кто ответит за то, что у нас на Универсиаду 2019 года по фигурному катанию отправляют немыслимую пару: если партнер Абиш Байтканов — прекрасный спортсмен высокого уровня, то партнершу к нему приставили такую, которая на прошлой Универсиаде 2017 года в Алматы каталась так, что можно сказать "на льду валялась". И тем не менее, ее несколько лет финансировали, она получала немалую зарплату. Но она и в 2019 году падала так, не хочу никого обидеть, но словно представительница какой-то страны из тропиков, где никогда льда не видели. Да, пара как бы четвертое место заняла… Но как после такого катания можно было выдвигать эту спортсменку на звание мастера спорта международного класса? Ответ на этот вопрос надо искать у тех, кто занимал в прошлом году кабинеты Комитета по спорту, даже если они уже благополучно перекочевали в Национальный олимпийский комитет.

К тридцатилетию нашей независимости такой формальный подход, такая технократическая погоня за "показателями" изъела нашу страну, съедает наше родное государство изнутри.

Поэтому на сегодня очень многое нужно сделать, чтобы поднять народный дух. Вот в начале независимости, в 90-е годы, несмотря на трудности, уровень социального оптимизма был очень высокий. Были страхи, были опасения, но мы глядели вперед, за горизонт нулевых и мы сами шли к будущим достижениями, никто нас не подгонял. А сейчас этого нет.

Кто это натворил? Да эти самые технократы, которые сами разрабатывают формальные признаки, критерии, которым нужно соответствовать и сами же прекрасно этим критериям соответствуют. Попадают "в сеточку". А вот кто "в сеточку" не попал, будь это талантливый человек, да и вообще таких большинство, поскольку им туда и не надо — они уходят в сторону и живут уже сами по себе, с полностью отбитым интересом к развитию государства.

— Технократы как апологеты "прокрустова ложа"?

— Да, верно. Чуть что, так сразу это "не положено", это "нельзя". Не случайно ведь президент Касым-Жомарт Токаев обратил в своем Послании внимание на эти моменты, подчеркнув необходимость сокращения госаппарата. Вот только, как вы думаете, будет сокращаться госаппарат? А очень просто: запишут в "госслужащие" сотрудников бюджетных учреждений и затем сразу "сократят". А госаппарат останется, это такой старый, испытанный прием в госслужбе. Я знаю, что говорю, потому что целую монографию писал, которая касается и этой проблемы.

Читайте также все четыре части интервью с Евратом Имамбеком "Мировоззрение Казахстана и язык свободы":

• Первая часть. Книжный костер и смерть марксизма
• Вторая часть. Пустота интернационализма и паразиты духа
• Третья часть. Культурономика и космос казахского мировоззрения
• Четвертая часть. Грамматика языка свободы

Источник фото: скриншоты из передачи "Вечные ценности"