Глянец с политическим умом и пазлы степной истории — Султан Акимбеков

1 Октября 2020, 18:22
АВТОР
Подпишитесь на наш
Telegram-канал
и узнавайте новости первыми!
коллаж BaigeNews.kz 1 Октября 2020, 18:22
1 Октября 2020, 18:22
49646
Фото: коллаж BaigeNews.kz

Султан Акимбеков о том, как менялась журналистика в Казахстане, о первых аналитических центрах и о сложностях в казахстанской исторической науке.

Казахстан приближается к 30-летию своей независимости. После распада Советского Союза в стране нужно было быстро сориентироваться и понять каким путем двигаться дальше, какую избрать внешнюю и внутреннюю политику. Для этого нужны были мозговые центры — исследовательские институты, СМИ нового поколения, переоценка исторического прошлого, зашоренное советской интерпретацией.

Корреспондент BaigeNews.kz поговорил с Султаном Акимбековым — известным историком, политологом и журналистом, который стал один из самых заметных публичных интеллектуалов, участвовавших в создании именно таких мозговых пространств в Казахстане.


Биография Султана Акимбекова пестрит наименованиями известных институтов, газет и журналов, в которых он работал. Его коллеги — известные политические деятели, историки, журналисты. Он и сам стал тем, кто помог заявить о себе многим ныне известным и популярным авторам в разных сферах. Тем интереснее и ценнее его воспоминания о работе в одном из первых аналитических центров КИСИ (Казахстанский институт стратегических исследований), о создании и главредстве в первых журналах с лонгридами "Континент" и "Центр Азии". Поговорили мы и о его исторических книгах, хорошо читаемых в Казахстане и за его пределами, такие как «История степей» и "Казахстан в Российской империи". Ученый рассматривает сквозь исследовательскую призму как западный опыт, так и опыт России, но при этом делая акцент на местный контекст и внимательное отношение к специфике Казахстана, его потребностей и возможностей.

Аспирантура интеллектуального взрыва

— Султан Магрупович, добрый день! Спасибо за то, что согласились с нами поговорить. Этот разговор является частью серии материалов, посвященных 30-летию независимости Казахстана, поэтому я бы хотела начать с самого начала — с 1991 года. Тогда вы были аспирантом. В то же время распадается Советский Союз, Казахстан приобретает независимость. Какие воспоминания остались у вас о том времени?

— Я в то время находился в Москве, был аспирантом Института социально-политических исследований Академии наук СССР. Поэтому переживал все эти события там.

— В самом центре событий…

— Да, августовский путч и октябрьские события 1993 года. Вернулся в Казахстан только в 1995 году. Конечно, падение СССР было настоящей революцией в сознании. Для нашей гуманитарной сферы в тот момент это были невероятные ощущения. Если посмотреть и на Москву, и на Алматы того времени — мысль здесь бурлила, новой информации стало очень много, было огромное количество идей, всем казалось, что открываются огромные возможности. Все-таки СССР был закрытой страной. Понятно, что для очень многих людей 90-е годы запомнились больше экономическими проблемами, резким изменением качества и образа жизни. Для них перемены оказались слишком болезненными. Но для тех, кто был связан с гуманитарной сферой, это был гигантский прорыв, появление новых знаний. Для нас тогда было самым важным, что мир открылся.

При СССР гуманитарии теоретически могли получить доступ в так называемый спецхран, что было огромным преимуществом. Если у тебя есть доступ в спецхран, а во всех библиотеках они были, то у тебя складывалось совсем другое впечатление о мире. Там не было ничего сверхъестественного — в основном различные западные книги, в том числе и научная литература по гуманитарным знаниям. Но это было окно во внешний мир.

И вот когда Союз распался, все это стало доступным. На тот момент владение английским языком давало огромные преимущества, можно было читать все это в оригинале. Появились возможности и по расширению научных связей с внешним миром. И еще архивы открылись, конечно. Это был такой настоящий интеллектуальный взрыв.

Сейчас модно ностальгировать по Советскому Союзу, особенно среди представителей моего поколения. Но у меня этого нет. Я считаю, то, что произошло в 1991 году, было абсолютно логично. И для любого мыслящего человека было очевидно, что начинается другое время, сложное, но очень интересное. Ведь, как минимум, вы можете видеть другую картину мира.

СССР оказался под катком двойной либерализации

— А насколько внезапным оказался распад Советского Союза? Это нарастало годами — в восьмидесятых годах? Или же в 1991 году всё это как-то обрушилось?

— Советский Союз был очень мощным государством, особенно в области идеологии. Конечно, в конце 80-х годов трудно себе было представить, что однажды такая страна развалится. Власти того времени тоже думали, что это невозможно. Поэтому они начали политику реформ сверху, которую мы знаем под названием «перестройка». Однажды они начали эти реформы и потом не смогли остановить.

В самом общем смысле в СССР попытались совместить два процесса либерализации — в экономике и в политике. К примеру, Китай в это же самое время делал акцент на реформах в экономике без политических перемен. В то время как в Советском Союзе экономическая либерализация привела к резкому ухудшению уровня жизни, что негативно сказалось на настроениях значительной части населения. Одновременно в политике либерализация стала причиной обострения всех противоречий, которые в СССР находились под контролем государства.

Здесь надо иметь в виду, что западная либеральная политическая система основывается на местном самоуправлении. Собственно, парламентская демократия находится на вершине своего рода пирамиды из самоуправляющихся общин. Это целая система, включающая в себя множество механизмов сдержек и противовесов, индивидуальных ценностей, юридических институтов. Именно то, что это очень сложная саморегулирующая система, в позднем СССР не учитывали. Либералы того времени считали, что достаточно свободных выборов и свободы слова и все образуется само собой.

В это время как раз в 1989 году появляется знаменитая статья Френсиса Фукуямы "Конец истории?", где было сказано, что западно-либеральная модель победила и остается только один единственный возможный вариант развития.

Но либерализация в социалистических странах, не имевших самоуправления и тех же западных институтов регулирования отношений в обществе, в первую очередь, привела к обострению всех имевшихся противоречий, которые до этого находились под давлением со стороны государства. Самые очевидные противоречия оказались связаны с национальным вопросом. Последние годы в СССР и другой социалистической стране — Югославии — это время межнациональных конфликтов.

Самый типичный пример был в Боснии и Герцеговине. Там проживало три народа — босняки-мусульмане, православные сербы и католики — хорваты. Все говорили на одном языке — сербохорватском. Когда началась либерализация, то в первую очередь в стране открылось множество газет. В течение короткого времени много людей высказывали свои суждения по острым вопросам. В таких случаях умеренных не слушают, обычно доминируют самые радикальные мнения.

— Самые громкие голоса…

— Да, радикальные мнения — самые яркие. И люди, которые несут с собой такие радикальные мнения, как раз и запоминаются. Свобода слова продолжалась несколько месяцев перед выборами. На выборах участвовало около ста партий, самые разные — и коммунистические, и либеральные, какие угодно. Но все три победившие оказались националистическими — это были радикальные сербские, боснийские и хорватские националисты. И обычное население, которое в обычной ситуации мирное и спокойное, толерантное, проголосовало за националистов. Почему?

Потому что примерно за полгода были публично высказаны все взаимные обиды и проблемы, которые при социализме не обсуждались. И после этого мы знаем, что произошло. Сразу после парламентских выборов, одна из радикальных партий проигнорировала заседание нового парламента, затем на улицах прошли первые столкновения на межнациональной почве и потом началась гражданская война.

Поэтому важно понимать, что обострение противоречий, к сожалению, является неизбежным следствием политического процесса либерализации, особенно, когда нет самоуправления западноевропейского типа и нет соответствующих институтов.

Рынок с дружной номенклатурой как ноу-хау Казахстана

— Если мы вернемся в Казахстан, какую политику избрало наше государство именно в тот переходный период?

— Кстати, в те годы многие считали, что если на территории СССР и есть слабое звено, то это ни в коем случае не Грузия, не Азербайджан или Молдавия, а назывались азиатские республики, включая Казахстан.

— Некоторые эксперты называли нас "Евразийскими Балканами".

— Да, были такие оценки. К тому же, мы тогда были частью общего процесса либерализации в позднем СССР, и многие думали, что на нас это тоже скажется. В 90-м году прошли, наверное, первые демократические выборы в Верховный Совет — по всему СССР, и в Казахстане в том числе. Тогда в Верховный Совет попало много ярких новых политиков, в том числе из регионов. Мы многих из них знаем — Ермухамет Ертысбаев, Петр Своик, Виталий Воронов. Много людей, которые потом проявили себя в разных сферах. Это был, действительно, очень заметный Верховный Совет, сыгравший огромную роль в момент распада СССР и образования независимого Казахстана.

Если говорить, почему Казахстан избежал проблем, проявившихся в других республиках СССР, то здесь стоит выделить два момента. Первый — это высокий уровень взаимной толерантности в обществе. Те немногие радикально настроенные люди с разных сторон не смогли увлечь за собой много людей. Общество было в целом толерантное — это был очень важный фактор.

И второй момент, как это ни парадоксально, ключевым условием того, что Казахстан сохранил свою целостность и не столкнулся со всеми потенциально возможными противоречиями, было то, что бывшая советская номенклатурная бюрократия сохранила свое единство. В этом важная роль, конечно, Нурсултана Абишевича Назарбаева, потому что он в этот момент играл роль консолидирующего центра власти. Общий интерес бюрократии как раз заключался в том, чтобы не допустить потрясений, которые происходили во многих республиках бывшего СССР.

И у нас, конечно, были тогда инциденты. Например, в Уральске во время празднования 400-летия службы Уральского казачьего войска России был вполне возможен острый конфликт с непредсказуемыми последствиями. Но власти сработали быстро и эффективно. Одну из ключевых ролей тогда сыграл начальник местного УВД Владимир Шумов, который потом стал министром внутренних дел Казахстана. Это тоже показатель консолидированной позиции номенклатуры. Так что, если кто-то тогда ожидал, что у нас будут Евразийские Балканы, то они ошиблись.

Кроме того, тогда власти смогли сформулировать концепцию развития для страны. Она, естественно, не бесспорная. Но в 90-е годы никакой готовой модели просто не было. Вернее, варианты были. Один был реализован в Беларуси с ее государственным капитализмом, сегодня там острый кризис. Другой вариант с радикальной рыночной либерализацией, как в Прибалтике. То есть, реальные цены на все, включая коммунальные услуги, быстрая приватизация и столь же быстрая адаптация к европейской модели экономики. Но для нас это было малореализуемо. У нас до сих пор государство дотирует цены на коммунальные услуги, на газ, на уголь и т.д.

Поэтому у нас получился такой средний вариант, который включает концепцию развития, основанную на интеграции в международное экономическое пространство, рыночные реформы, но при этом с сохранением определенной роли государства.

Журналистика 90-х: чем быстрее, тем лучше

— Теперь я бы хотела поговорить как раз про интеллектуальное поле, про которое вы упоминали. 1995 год, вы возвращаетесь в Казахстан. Начинаете работать в газетах "Панорама", "Деловая Неделя". Журналистика в Казахстане 90-х — это тоже очень интересная тема, потому что это было что-то новое для нашей страны. Как вы оцениваете отечественную журналистику в то время? Каково вам было работать тогда в этой сфере?

— Тогда я был просто привлеченным автором, поэтому на политику этих газет не влиял. Но со своей стороны могу сказать, что да, это было очень интересное время. Хотя все-таки чувствовалась разница с Москвой, потому что здесь было гораздо меньше изданий, меньше авторов и уже тогда видно было, что нет особой склонности к лонгридам, да и тексты были больше новостного характера. И очень часто редакции работали на добывание информации. Тогда ведь газеты были главным источником информации, включая пресс-релизы, к которым тоже не всегда был доступ.

К тому же тогда была гораздо короче дистанция между чиновниками и журналистами. Среди чиновников было много молодых людей. И потом, в отличии от России, которая очень большая и в которой много центров, в Казахстане был один интеллектуальный центр — Алма-Ата (потом ее переименовали в Алматы). Так получилось, что в 90-х многие, кто работали в газетах, в первых аналитических структурах и в специфическом бизнесе 90-х, а также те, кто пошел работать на государство — все были уроженцами мало того, что одного города, даже, может быть, пары районов этого города.

Почти все ходили в одни и те же школы, росли на одних и тех же улицах. И это было фактором, который обеспечивал такую невероятную степень взаимодействия между людьми. Еще и в одних университетах учились. На тот момент было два университета в Казахстане — КазГУ и Карагандинский государственный университет, но КазГУ, конечно, занимал лидирующую позицию. Поэтому огромное количество людей, кто работал в СМИ в то время, даже если и приехали откуда-то, все равно проходили через школу КазГУ.

Да и Алматы тогда был центром интеллектуальной мысли, а ситуация была такая, что перемены происходили очень быстро. И это создавало невероятную атмосферу. Может быть перемены были болезненными, но для журналистов это было шикарное время для наблюдения и участия в главных событиях.

Отношения тоже были другими, более свободные. Поэтому в то время появляется много ярких людей, которые очень активно работают на самых разных направлениях. Особенно интересны были первые частные газеты. Им было крайне непросто, они фактически все работали в полукустарном формате. Сейчас сложно представить, но тогда получить газету и почитать ее — это было важно, потому что потом вы уже не сможете в интернете посмотреть, вам надо эту газету увидеть, что в ней написано.

И поэтому все старались не пропускать газетные выпуски. Например, газета "Панорама", была одна из первых частных газет и, возможно, самая влиятельная. Это был очень интересный проект. Я пришел туда, когда там работали главным редактором Лера Цой и заместитель главреда Андрей Кукушкин.


В начале 90-х СМИ вообще создавались достаточно легко. Это потом уже государство стало вводить определенные рамки, что до сих пор вызывает возражения у многих участников процесса, но тогда это было проще.

Но в то же время, это сыграло определенную роль в том, что в Казахстане не сложилась традиция лонгрида, то есть больших текстов, потому что главная задача заключалась в том, чтобы зафиксировать то, что происходит сегодня, сейчас, в таком оперативном режиме. А так как все очень бурлило, очень живо было, все время новое что-то происходило — то новостей и коротких статей было вполне достаточно. Главную роль все-таки играли новости, их первичная интерпретация, а также интервью — это главные были форматы, которые на тот момент работали.

Если мы проведем параллель с Россией, то там, процесс развития печатных СМИ был более последовательным. Например, был "Коммерсантъ", который начинался с газеты "Коммерсантъ — Weekly" и выходил раз в неделю. Потом он перешел на ежедневный формат, потом стал делать журналы "Коммерсантъ — Власть", "Коммерсантъ — Деньги". То есть, это было продвижение от новостей к аналитике с закреплением на каждом взятом рубеже. А у нас газеты большей частью выходили раз в неделю.

Ежедневных газет было мало, это было дорого, у многих таких средств не было. К тому же у нас не было такой острой политической борьбы как в России в тот момент, которая очень сильно стимулировала развитие их СМИ. Хотя может быть это и не самый лучший пример развития для СМИ.

КИСИ как мозговой центр и "президентский резерв"

— Следующий ваш период — это работа в КИСИ. Вы работали там с 1998 по 2000 годы. Расскажите, что это был за опыт? Ведь это был один из лидирующих мозговых центров в Казахстане в 90-х. Какая там была команда? Какие исследование вы там проводили?

— Я бы начал не с КИСИ. Перед КИСИ был один из первых частных аналитических центров закрытого формата в Казахстане. Назывался информационно-аналитический центр "Казахстан". В нем мы работали с Ерденом Кажибековым, Константином Сыроежкиным и Муратом Лаумулиным. Для меня это был очень полезный опыт. Тогда всех сильно беспокоило наступление талибов в Афганистане. Поэтому в течение года я активно занимался текущими аспектами афганской проблематики. И потом из этого вышла моя первая книга "Афганский узел и проблемы безопасности в Центральной Азии", которую я издал уже в КИСИ.

В общем, тот первый центр быстро завершил свое существование, и мы перешли в КИСИ. Это действительно был мозговой центр, в то время он был одним из самых важных в стране. В КИСИ работало много людей, которые потом пошли работать в администрацию президента. В свою очередь, многие из администрации президента переходили обратно в КИСИ.

Например, в КИСИ из АП перешли Алма Султангалиева (она стала директором КИСИ), а также Сабит Жусупов. После Султангалиевой директором стал Ермухамет Ертысбаев. И это был интересный период.

КИСИ, конечно, не совсем классический аналитический центр. Там было много оперативных вопросов, которыми обычно занимаются государственные структуры. Но чем он отличался, так это тем, что там была возможность для аналитической деятельности. Например, за те два года, которые я там отработал, вышли несколько книг. Сыроежкин выпустил книгу про Синьцзян, Султангалиева написала книгу про ислам, вышла также моя книга "Афганский узел". Для того времени это было очень показательно, это были одни из первых книг современного формата с использованием Интернета и ссылок на него.

Здесь надо понимать, что КИСИ, все-таки, был наследником советской традиции, с ее академическими подходами, и почти все люди, которые там работали — Лаумулин, Сыроежкин, Жусупов, Султангалиева — они все из академической среды. И поэтому мы скорее делали академический институт, чем классический think tank западного типа. Но это был уже вполне современный академический институт.

И, конечно, КИСИ в конце 90-х годов уже не играл такой роли, которая была при первом директоре Умирсерике Касенове. Тогда важным фактором была идея взаимодействия с внешним миром. КИСИ являлся своего рода фронт-офисом государства по взаимодействию с внешним экспертным сообществом. И поэтому была такая бурная, активная деятельность. В наше время эта функция уже отошла на второй план, и институт больше ориентировался на исследование и анализ.

Глянец с политическим умом в рекламные нулевые

— Следующий достаточно длинный ваш период — это годы главредства в двух журналах "Континент" и "Центр Азии". Эти два журнала схожи тем, что они состоят из длинных аналитических материалов о политике Казахстана. Как так получилось, что вы стали выпускать эти журналы? Какая идея была у этих журналов?

— Важно сказать, что журнал "Континент" был создан в 1999 году. В это время как раз был пик интереса к иллюстрированным еженедельным журналам. В России тогда были популярны журналы "Итоги" и русский "Newsweek". В Америке таких журналов было очень много, тот же "USA News & World Report". В Германии были "Focus", "Spiegel". То есть, это такая западная традиция. Ничего подобного в Казахстане тогда не было.

В 1999 году так получилось, что образовалась группа энтузиастов, и мы эту идею совместно проработали. Идея была такая, что нам необходим продукт, который соответствовал бы международным стандартам. Мы столкнулись с большим количеством сложностей, было непросто, просто потому что не у кого было научиться. В Казахстане даже не было элементарно людей, способных делать верстку подобных изданий. Поэтому на ходу учились.

У нас была группа энтузиастов, все были молодые, все были со своим видением. В команде были Константин Сыроежкин, Андрей Кукушкин. Менеджерами были Чокан Лаумулин и Искандер Сыргабеков, они были из компании "Акцепт". Вообще, журнал был создан при поддержке Нурлана Каппарова. Тогда это был один из самых ярких бизнесменов, человек, который смотрел вперед, и если видел возможности, то поддерживал подобные идеи.

Тут еще важно заметить, что такие проекты могут создаваться при поддержке бизнеса, но, чтобы они существовали и жили, они должны основываться на рыночных условиях. Ключевое условие для любых проектов в области СМИ — это все-таки рыночная база, потому что это дает определенный люфт для маневра, определенные возможности. И вот рыночная база для нашего журнала в Казахстане была ограниченной. Но при этом тогда было несколько таких интересных журналов — "Мир Евразии", "Эксперт Казахстан". Это был такой сравнительно небольшой мирок, и тиражи были небольшие, и аудитория не очень большая.

Сложность была еще и в том, что эти журналы чаще всего распространялись в рамках двух городов — Алматы и Астана. У нас в «Континенте» был более широкий охват, через подписку мы хорошо выходили в регионы, но это все равно было несопоставимо с тиражами, которые были у российских журналов. Но тем не менее, до кризиса 2008 года журнал работал на более-менее рыночных основаниях, практически без никакой внешней поддержки. Но в 2008 году произошел кризис, это было тяжелое время и это сказалось и на нас. После 2009 года рынок стал существенно меньше. Например, всем известна история с кризисом банковского сектора.

К тому же надо сказать, что тогда для Казахстана была характерна весьма короткая дистанция между руководителями и их текущей деятельностью. Например, руководитель банка и его PR служба, или руководитель компании и его рекламное агентство. То есть, обычно крупные бизнесы действуют согласно алгоритмам, но не согласно субъективным факторам. У нас же дистанция была слишком короткая, что, с одной стороны, было преимуществом, потому что многие СМИ того времени могли похвастаться тем, что у них короткий контакт с руководством крупных компаний.

Но, с другой стороны, это был крупный недостаток, потому что это привносило в рабочие процессы субъективность и этот вот фактор субъективности был важным моментом в размещении рекламы. Реклама размещалась в те издания, которым так или иначе симпатизировали руководители предприятий или бизнесов.

Но я, кстати, хочу отметить, что для нас было важно, что все эти годы мы были в большей степени нейтральны и делали ставку на качество, у нас были представлены разные мнения. Все знали, что мы не являемся ангажированным изданием, а это для издания, которое делает аналитику, очень важно.

Еще один момент очень важный — для СМИ, которые работают по международной тематике в Казахстане — в то время большую роль играла специфика нашего региона. В Азии обычно полагают, что про их страны не надо писать, не говоря уже о том, чтобы делать какие-то оценки ситуации. К примеру, за десять лет работы журнала не было ни одного случая, чтобы кто-то из государственных органов звонил по каким-то нашим текущим локальным вопросам, но у нас было много случаев выяснения отношений с дипломатами из разных стран.

Публично высказанная аналитиками оценка ситуации в других странах в Азии часто вызывает непонимание. Между прочим, это до сих пор сказывается. У нас почти нет международной журналистики, хотя это само по себе не соответствует масштабу государства. Ведь, по идее, международная журналистика — это важная составляющая солидных СМИ. Но ее очень мало, либо, если она есть, то присутствует по остаточному принципу или это просто перепечатки из российских интернет-ресурсов. Потому что это дает возможность не содержать своего собственного международного журналиста.

— Можно ли сказать, что в первое десятилетие нулевых появилось больше политологов, которые способны грамотно выступать со своим анализом публично, чем в 90-е?

— Я бы с этим не согласился. Мне кажется, все-таки большая часть появилась в 90-е. Я бы особенно отметил Институт развития Казахстана — это была настоящая школа для многих политологов. Оттуда вышли Досым Сатпаев, Ерлан Карин, Магбат Спанов, Андрей Чеботарев. Это была мощная стартовая площадка для политологов. Собственно, они сегодня в основном и пишут, и активно выступают.

Логика больших предисловий и недостающие пазлы

— Еще хотелось бы поговорить о ваших исторических книгах, которые вы написали во втором десятилетии нулевых годов — "История степей" вышла в 2011 году, «Казахстан в Российской империи» в 2018 году. Это своего рода дилогия, две книги, которые дают широкий охват истории нашего региона. Почему вам интересно смотреть на историю в такой именно перспективе? Что это дает в понимании нашего прошлого?

— Вы правильно сказали, это действительно дилогия. Я бы даже сказал, что возможно, скоро это будет трилогия.

— Про советский период?

— Революционный период. Советский период — все-таки тяжело так сразу охватить.

Видите, когда я начинал "Историю степей", я пытался ответить на свои собственные вопросы. Всегда возникают вопросы, на которые очень сложно ответить в рамках существующих подходов.

Тут надо иметь в виду что, ХХ век — это все-таки время узкой специализации. Это было характерно и для Запада, и для СССР. Преобладало мнение, что много узких специалистов вместе смогут сформировать общую картину, как некий конструктор "Лего".

Хотя ХIХ век напротив был временем энциклопедистов, людей с широким кругозором, людей, которые генерируют идеи, пытаются отвечать на возникающие вопросы. Если вы сейчас почитаете статьи Карла Маркса из 50-х годов XIX века про Крымскую войну, то вы получите большое удовольствие, потому что это интеллектуальный труд, который написан человеком с глубоким пониманием всей проблематики. И весь девятнадцатый век — он такой. Он был характерен широким взглядом на вещи.

Проблема заключалась в том, что как раз с распадом Советского Союза, когда прекратилась идеологическая борьба между США и СССР, пропала и прежняя ясность. Книга Фукуямы — это последнее проявление этой ясности, которая должна была зафиксировать победу либеральной демократии. Но потом стали возникать вопросы. На том же Западе их сегодня очень много, и они вызывают нешуточные дебаты.

Что же говорить о нас, в бывшем СССР, мы до сих пор ищем ответы на свои вопросы.

И на эти вопросы зачастую сложно ответить в рамках узкой специализации, потому что вы знаете какие-то отдельные подробные детали, но вы не видите всей картины целиком. То есть, конструктор "Лего" будет состоять из отдельных качественных деталей, но картинка в целом не сложится.

На Западе, тем не менее, традиция написания обобщающих работ никогда не пропадала. Это было свойственно и для гуманитариев, и для условных физиков. Например, Стивен Хокинг говорил, что "да, я знаю все эти формулы, я могу все разобрать до каких-то деталей, но мне нужно людям дать общую картину". А для того, чтобы дать общую картину, надо много читать, расширять кругозор, потому что вы часто не можете ответить на один вопрос, затрагивая только узкие проблемы.

Тут еще сложность в том, что на фоне неудовлетворенности в связи с отсутствием ответов на вопросы, появляется очень много дилетантских суждений, гигантское количество некомпетентных мнений, которые слишком вольно обращаются с материалами и источниками. Получается такой тупик. Классические историки с узкой специализацией в целом недолюбливают этих людей, которые пишут так называемые folk history или мифологическую историю от Фоменко и Носовского до наших некоторых ректоров. Но при этом классические историки ничего не делают. Потому что это очень непросто. Если вы всю жизнь занимались каким-то узким направлением, то вам трудно выйти за его границы.

При этом сложность в чем заключается? Ведь, чтобы ответить на сложный вопрос и увидеть картину целиком, вам придется углубиться в невероятный по масштабу материал. То есть, от вас требуется во много раз больше работы, чем если вы работаете над узкой темой. Если вы посмотрите на работы, которые пишут западные авторы — то, что называется исторической социологией — Иммануил Валлерстайн или Майкл Манн. Там невероятное количество литературы прочитано, переработано.

Поэтому "Историю степей" я долго писал, почти десять лет. Естественно, было сложно, потому что был еще "Континент". Но, с другой стороны, я благодарен «Континенту», потому что все-таки режим был не такой тяжелый, раз в две недели журнал выходил, к тому же была определенная экономическая самостоятельность. Потому что в наше время написать такую книгу без посещения библиотек на Западе или в России невозможно. К сожалению, наши библиотеки в основном пустые, здесь нет почти современных книг. Поэтому непременно нужно иметь доступ к библиотекам за рубежом. И далеко не всё есть в интернете, не ко всему там можно найти доступ.

Вообще любая аналитическая работа, будь то политологического или исторического плана, должна иметь определенную логику. Она заключается в том, что всегда должна быть постановка проблемы в начале, должны быть проблемные вопросы, и если вы следуете такому подходу, то вы сможете раскрыть тему. Но у нас, к сожалению, с этим сложно. Отсюда и проблема с авторами. Потому что авторы часто предпочитают более описательный характер повествования. А для любого лонгрида, большого материала —нужен именно аналитический подход. Если вы этого не сделаете и просто опишете факты, то это никому не будет интересно.

Если вы обратите внимание, то в "Истории степей" предисловие очень большое. Мне все говорили: "Зачем?" Потому что надо сформулировать вопрос, я пишу там о евразийстве со всеми его классическими вопросами, о марксистской теории формации. Мне это нужно было, потому что для общей концепции исследования на эти вопросы нужно ответить. И найти ответы сложно, потому что нет готовых ответов, которые можно было откуда-то взять.

Казахстан притягивает внимание историков

— Если говорить о наших современных авторах, историках — кого бы вы отметили? Кто работает в той же манере, что и вы, или может быть в другой… Они вам интересны?

— У нас в принципе историков немного, вернее тех, кто пишет книги. Я не касаюсь, естественно, сегмента мифологизованной истории, которой у нас много. Но те немногие профессиональные историки, которые у нас есть, делают колоссальную работу. Хотя книг по-прежнему недостаточно. Если вы в Москве зайдете в книжный магазин, то найдете тысячи наименований по самым разным аспектам истории. Причем, это не только в столицах, но и в регионах.

У нас же историков единицы, кроме того, им достаточно сложно, потому что экономическая ситуация не способствует их деятельности. Конечно, из классических историков выделил бы, безусловно, Ирину Ерофееву и ее книгу "Хан Абулхаир". Из новых историков Радика Темиргалиева и его серию книг по казахской истории. Характерно, что он стремится к классическим формам, в последних работах начал использовать сноски. Отметил бы еще Жанну Кундакбаеву, у нее очень интересная классическая работа по истории Северного Прикаспия, она была издана в Москве.

Важно заметить, что многие заметные пишущие историки работают не в Казахстане. Самый, с моей точки зрения, активный историк по советскому и алашординскому периоду — Дина Аманжолова — живет в Москве. У нее очень много интересных книг и статей, совсем недавно вышла новая книга по Казахстану в 20-е годы прошлого века. Я думаю, это наш самый пишущий историк на сегодняшний день. Там же живет Александр Кадырбаев. Он пишет больше про историю империи Юань, но и по другим историческим аспектам тоже публикуется. Нельзя не упомянуть Наилю Бекмаханову, она работает в Институте российской истории. В Санкт-Петербурге работает еще один наш известный историк Турсун Султанов. Это я перечислил таких, кто пишет довольно активно классические исторические вещи.

Я думаю, что особенностью истории Казахстана является то, что она всем очень интересна. Но парадокс в том, что больше всего качественных книг по нашей истории пишут в России и на Западе. Каждый год выходит много работ и это не только такие известные работы как книга Сары Кэмерон "Голодная степь", которая была переведена на казахский язык Досымом Сатпаевым. По этой теме также выходили книги Роберта Киндлера, Николлы Пьянчолы, Дмитрия Верхотурова, Андрея Грозина, Изабель Огайон. Из новых авторов можно упомянуть Паоло Сартори, Джина Нода, Стивена Сэйбла, Алуна Томаса, Дмитрия Васильева и многих других.

Не говоря уже о том, что выходит огромное количество академических статей, сборников, посвященных Казахстану. И это наша такая особенность. Наша страна, ее история вызывают интерес за пределами Казахстана очень большой. И поэтому книг издается очень много.

Хотя известный парадокс заключается, с одной стороны, в том, что в суверенном Казахстане, которому скоро исполнится 30 лет, не пишется и не издается такого количества качественных исторических работ, а с другой стороны, в наших библиотеках нет и тех указанных выше книг, которые изданы по нашей истории. Их просто не закупают. Для развития интеллектуального пространства Казахстана это, конечно, вопрос, на который стоит обратить внимание.

Источники фото: interaffairs.ru, 365info.kz

Наверх