"Мужество молчать и работать до конца" – внучка узницы АЛЖИРа и Карлага рассказала о судьбе бабушки-врача

31 Мая 2023, 20:07
АВТОР
Подпишитесь на наш
Telegram-канал
и узнавайте новости первыми!
Зауре Оспанова. 31 Мая 2023, 20:07
31 Мая 2023, 20:07
3093
Фото: Зауре Оспанова.

"Я даже не знаю, смогла ли бы я работать так талантливо и так самоотверженно во имя родной страны, если бы меня посадили в тюрьму и разлучили с детьми", – честно признаётся Зауре Оспанова. Эти её слова посвящены бабушке, узнице лагерей Магрифе Казбековой. Зауре Муратовна, как и она, – детский инфекционист, кандидат медицинских наук, отличник здравоохранения Республики Казахстан. И внучка "врагов народа". В интервью корреспонденту BaigeNews.kz она рассказала историю своей родственницы. Несмотря на драматизм, в ней много света.

Магрифа родилась в 1903 году под Оренбургом. Училась в медресе, умела писать арабской вязью. В 1923 году поступила в Среднеазиатский государственный университет (САГУ) в Ташкенте.

Её будущий супруг, Исмаил Казбеков, это время учился в Москве в Тимирязевской академии. Судьба свела его с красивой казашкой, они поженились, и в 1926 году в Ташкенте родился их первенец Эрден, а через десять лет – дочь Эльке.

"Эльке – это моя мама, – поясняет Зауре Оспанова. – Дедушка работал заведующим семеноводства в Алматы. В 1929 году ему предложил длительную заграничную командировку в Америку – в Нью-Йорк и Чикаго, вместе с академиком Вавиловым. Он должен был привезти сорта сельскохозяйственных культур, которые потом планировалось посадить в северных областях Казахстана".

Научный симпозиум открыл двери страшному несчастью.

"В 1929 году дедушка возвращается из Америки, а в 1937 году его забирают как шпиона, врага народа. Причина – связь с Америкой. Вся делегация Вавилова попала в лагеря, всех расстреляли. Дедушку – в 1938 году, сразу, быстро. Он похоронен в братской могиле где-то под Алматы. Его дело не раскрыто, информацию нам не дают. Бабушка уйдёт из жизни в 1982 году, так ничего и не узнав – где, за что и как", –  с горечью отмечает собеседница.

Магрифа Мурзагуловна работала ординатором в Ташкентском кожно-венерологическом отделении.

"Бабушке велели ехать с детьми в Чимкент, обещали свидание с мужем. Но оказавшись там в тюрьме, она понимает, что никакой встречи не будет. Вокруг были такие же интеллигентные, образованные женщины. И они, точно так же не понимали, что происходит", – разводит руками внучка репрессированной.

Всех их разлучили с детьми. Сына Казбековых отправили в Магнитогорск, в интернат, а десятимесячную Эльке определили в местный, то есть чимкентский Дом малютки. Его директор Наталья Алексеевна Закржевская будет воспитывать девочку до шести лет.

Саму же Магрифу, как и сотни других женщин, отправят в одном из товарных вагонов через Новосибирск в АЛЖИР – Акмолинский лагерь жён изменников Родины.

С 1938 по 1947 год она находилась в АЛЖИРе и Карлаге – селе Долинка (45 км от Караганды) и Балхашском отделении.

Об этом страшном отрезке своей жизни Магрифа Казбекова никогда не говорила, и какие-то подробности потомки знают из уст Эльке. Мама с дочкой встретились лишь в 1943 году, когда малышке было уже шесть лет.

"Бабушку определили в 37-е отделение БалхашЛага, в трудовой книжке написали "заместитель начальника лазарета врач Казбекова", – продолжает З. Оспанова. – Она была врачом-инфекционистом. В 43-м году сюда начинают поступать японские военнопленные. Их лечат, а потом отправляют копать медную руду. Нужны были врачи, так наша апа получила бесценный шанс встретиться со своими детьми. Провожая её, другие узницы напутствовали с радостью и болью: "Ты такая счастливая, ты увидишь их. А мы – нет". Но когда долгожданная встреча состоялась, маленькая девочка в малиновом берете и пальто, сшитом из байкового одеяла, заплакала: это не моя мама".

Эльке всю жизнь помнила и малиновый берет, и свои слёзы, и как незнакомая женщина, назвавшаяся мамой, закрыла лицо руками…

В бараках жили по нескольку семей, у каждой – своя небольшая комнатка с окном, деревянным полом и железными кроватями. Ещё выдавали табуретки. На посуде лагерная маркировка. Режим – лагерный. Постельное бельё меняли чётко по военному графику. Никто не опаздывал утром на работу, но вечером возвращались в барак по-разному. Оживлённой беседы здесь не услышишь, если и говорили, то шёпотом. Казалось, молчание – неписаный закон. Никто не смеялся, даже дети. Они смотрели задумчиво, по-взрослому. Молча засыпали, а утром так же молча расходились выполнять свои обязанности.

Эльке отличали задорные глаза на смуглом личике с круглыми щёчками. Все знали, что она – дочь "дохтура". Видимо, улыбчивостью малышка пошла в отца, решили в лагере. Высокая сухопарая, неизменно серьёзная женщина была очень сдержанна со своим ребёнком. Может, поэтому каждый, проходя мимо, старался приобнять, погладить по волосам. Эльке находилась на территории лазарета и выполняла мелку работу: подметала двор и была на подхвате – принести-унести, подать перевязочный материал…

Врач Казбекова каждый день принимала тяжёлых пациентов, обессиленных, подавленных. В отделение поступали японские военнопленные, больные в том числе сыпным тифом. Он мог довести пациентов до миокардита, тромбофлебитов, кровоизлияний в мозг и тромбоэмболии лёгочных артерий. При таких осложнениях, связанных с поражением сосудов, пациенты не выживали. Болезнь практически у всех протекала тяжело на фоне истощения, депрессии и вызывала системные нарушения в организме.

Люди умирали быстро и тихо.

Также далеко не все японцы выдерживали морозы ниже 25-30 градусов.

"Мама рассказывала, японцы были невысокого роста и постоянно благодарили на своём языке. Администрация лагеря и бабушка также сортировали по документам – например, для работы в лазарете санитарами отбирались пленные, которые у себя в Японии работали в медицинских учреждениях. Они мыли полы, чистили санузлы, помогали купать и кормить раненых", – пересказывает Зауре Муратовна.

Шла война. Японцы уже знали некоторые русские слова, могли сообщить врачам и медсёстрам, в какой палате пациентам стало хуже.

"В редких воспоминаниях наша бабушка говорила об этом. Японские мужчины были рады тому, что работали в помещении, где было тепло, пищевой паёк, горячая вода и свет. Да, они были трудолюбивые. Сочетание благодарности и трудолюбия, надежды на спасение сказывались на работе. Они выполняли её очень качественно", – отметила собеседница.

Магрифа Казбекова трудится в лазарете днём и ночью, редко возвращается в барак. А вернувшись, зачастую снова собирается: вызывают к тяжёлым или новичкам. Тогда доктор просит Бибинур-апай или кухонных рабочих дядю Гришу и тётю Груню привести дочь к ней в изолятор, чтобы она не ночевала одна.

"Мама рассказывала, что бабушку, то есть её маму, в лагере очень уважали. В её присутствии вставали. Женщины в бараке по собственной инициативе заходили в их комнату и растапливали печь за час до прихода "дохтура". Разогревали чайник, чтобы кипяток был наготове. Меняли занавески на окнах", – с гордостью констатирует внучка репрессированной.

Кто-то из пленных подарил врачу три японские женские головки, они могли двигаться из стороны в сторону. Семья бережно хранит алюминиевую баночку из-под чая. А ещё салфетку из лагеря. Её связали медсёстры, чтобы украсить кровать в комнате.

Дети в бараке – символ продолжения жизни. Надежда, что когда-нибудь чудовищную несправедливость исправят. И каждая угодившая в жернова политической машины покинет лагерь, обнимет своего ребёнка. Поэтому к ребятишкам здесь относились исключительно тепло, а работники пищеблока старались угостить сухариками и остатками каши.

"Моя мама выучила песен шесть-семь. Дядя Гриша и тётя Груня часто просили Эльке спеть. "Спят курганы тёмные, солнцем опалённые, и туманы белые ходят чередой. Через рощи шумные и поля зелёные вышел в степь донецкую парень молодой". Мама рассказывала, что долго не могла понять, что такое "курганы" и почему "туманы ходят чередой". Спросить боялась и пела, как слышала", – говорит Зауре Оспанова.

Врач Казбекова разрешала японским санитарам посидеть рядом с дочерью, погладить по голове, понюхать волосы. Наверняка, они тоже скучали по своим детям, а черноволосая и черноглазая казахская девочка с короткой стрижкой очень напоминала их… Пленные угощали малышку кусочками сахара и дарили поделки из веточек. А один санитар даже научил её рисовать и выводить иероглифы.

"Мама рассказывала, как он взял уголёк, картон из-под перевязочных материалов и нарисовал дерево с красными листочками. Эльке задумалась, почему не зелёные, – оказалось, это сакура. Потом он нарисовал лодку и человека в шляпе и с веслом, подвижную гладь воды. Солнце, домик с волнистой крышей и птиц. Так японский военнопленный занимался с девчушкой, пока её мама спасала людей", – с благодарностью произносит собеседница.

Благодаря этому санитару, сегодня дети, внуки и правнуки казахского доктора Казбековой знают несколько японских слов и могут написать "аригато".

"Мы знаем, как они работали, строили промышленные объекты, жильё, общественные здания, дороги. Здание аэропорта в Балхаше стоит до сих пор! Они надеялись выжить, несмотря ни на что. И я хочу сказать их потомкам, тех, кто смог вернуться, и кто остался лежать в казахской земле, "аригато" – спасибо", – поблагодарила внучка узницы концлагерей.

Долгожданная победа в Великой Отечественной войне.

"По-прежнему нельзя спрашивать, где их мужья. Тема закрыта.  До 1949 года бабушка – всё еще репрессированная, но лагерь закрывается. Её переводят в Балхашскую больницу, назначают заведующей инфекционным отделением. Таким образом, наша апа встала у истоков службы здравоохранения в некогда чужом ей городе", – отметила Зауре Муратовна.

В 1955 году Магрифу Казбекову реабилитировали, а на следующий год вручили справку Верховного суда коллегии Советского суда: реабилитирована за отсутствием состава преступления. И ещё один документ: "Приговор Военной коллегии от 19 февраля 1938 года в отношении Исмагула Сулейменовича Казбекова по вновь открывшимся обстоятельствам отменён. Дело за отсутствием состава преступления прекращено, Казбеков реабилитирован посмертно".

В том же году Магрифе Мурзагуловне выдали квартиру в красивом доме по улице Ленина города Балхаш. А в 1957 году доктора вызвали в Москву, где вручили знак "Отличнику здравоохранения СССР". Ещё через три года наградили орденом Трудового Красного Знамени. А в 1966-м врач Казбекова удостоена третьей государственной награды – почётного звания "Заслуженный врач Казахской ССР".

Именитый доктор так и не узнает, где похоронен её супруг, и никогда больше не выйдет замуж.

"В Балхаше живут её коллеги, ученики. Они говорят, что бабушка была принципиальной и очень строгой. Не разрешала врачам ходить по воскресеньям в гости. Знаете, почему? Она видела, как они зевают по понедельникам. "В выходные вы должны отдыхать, чтобы в понедельник лечить больных со всей силой". Категорически запрещала пациентам тратить деньги на цветы и конфеты", – с гордостью отмечает внучка.

Она сравнила доктора Казбекову с профессором Преображенским из повести Михаила Булгакова "Собачье сердце".

"Символ уходящей культуры. Интеллигенция. Филипп Филиппович носил лисью шубу, тёмный костюм и золотую цепь. У моей бабушки со временем появились шубка, золотые часы и кольцо с бриллиантом. Это кольцо сейчас на моём пальце – как у продолжившей дело врача-инфекциониста внучки. Но главное – в самоотверженности, преданности профессии, которые – выше личной трагедии. Золотой и серебряный век в медицине", – подчеркнула доктор Оспанова.

Став осколком мировой, эпохальной трагедии, Магрифа Казбекова ни разу не пожаловалась на судьбу. Никому не рассказала о том, как с ними обходились в лагерях.

"Был ли страх? Конечно. Была ли боль? Нечеловеческая! Но сегодня я, внучка, рассказываю Вам эту историю со слов маленькой Эльке, а не доктора, который самый красивый и сознательный отрезок своей жизни провёл за колючей проволокой. Я, повторюсь, не знаю, смогла ли бы я потом служить стране, которая разлучила меня с детьми. Это мужество работать до конца вызывает у меня как у коллеги огромное уважение", – честно призналась в завершение разговора врач.

В городе Балхаш есть улица имени Магрифы Казбековой. Уже второй год нет в живых Эльке Оспановой. Той самой девочки, которая вместе с мамой прошла путь лагерной узницы. Незадолго до смерти 85-летняя женщина нарисовала лодку, человека с веслом и вывела японские иероглифы.

Спасибо. За что? Быть может, за то самое важное, человеческое – в политзаключённых и караульных, военнопленных и кухонных рабочих – что спасало всех участников этой трагедии на самом мрачном её отрезке…

Фото предоставила Зауре Оспанова

Наверх