Болашакер Магжан Кистаубаев об учёбе в США, создании STEM Академии и об "утечке мозгов"

Корреспондент BaigeNews.kz поговорил с одним из болашакеров, который после получения престижного образования на восточном побережье Америки — где сконцентрированы десятки лучших вузов мира — вернулся в Казахстан и применил свои знания для обучения школьников и студентов в своей стране.

Директор по разработкам в STEM Academia Магжан Кистаубаев рассказал о том, как поступил на бакалавриат по ядерной физике в американский вуз, что такое STEM и как это преподавать школьникам увлекательно и эффективно, а также как предотвратить "утечку мозгов" из Казахстана.

— Как и почему вы выбрали свою специальность инженера-ядерщика?

— После седьмого класса я поступил в математическую гимназию №173 в Алматы. Там увлёкся физикой и стал участвовать в региональных и городских олимпиадах по этому предмету. Наверное, это случилось в большой степени благодаря преподавателю, который меня увлёк предметом. После этого я решил, что точно буду технарем и поступлю на специальность, связанную с физикой. Тогда у меня не было конкретного узкого интереса в этой сфере, мне нравилось там абсолютно всё — механика, аэрокосмонавтика и многое другое. Но в физике есть разделы — кинематика, динамика, термодинамика, молекулярная физика. Больше всего мне была интересна физика элементарных частиц, современная физика и атомная физика.

Сразу после школы я поступил в Казахский национальный университет имени Аль-Фараби на факультет физики по специальности "ядерная физика". Там я проучился два года и параллельно пытался поступить по стипендии "Болашак" за рубеж. Первый год я не сдал английский, не смог пройти минимальные требования, на второй год уже хватило баллов. Сначала меня отправили в Штаты подтянуть язык. Я год учился в Бостоне в языковой школе. Потом с первого курса начал бакалавриат в Университете штата Пенсильвании.

— У вас интересная обратная ситуация по сравнению с многими казахстанскими студентами, которые заканчивают бакалавриат в англоязычном вузе здесь, а потом едут в магистратуру или в докторантуру в Америку. Вы же окончили бакалавриат в Америке, а потом вернулись и поступили в магистратуру Назарбаев Университета. Как так получилось? Расскажите, как вы выбирали университеты и на что смотрели в первую очередь.

— Если сравнивать с Казахстаном, в Штатах выбор больше. У нас ядерную физику преподают только в двух вузах — ЕНУ и КазНУ. А вот в некоторых университетах США есть кое-что побольше, чем просто программы. Например, испытательный ядерный реактор. Свой реактор был и в университете, в котором я учился.

Мы два года работали на этом реакторе, проводили разного рода эксперименты. Я видел собственными глазами свечение Черенкова (свечение, вызываемое в прозрачной среде заряженной частицей, движущейся со скоростью, превышающей фазовую скорость распространения света в этой среде. — Ред.), в то время как в Казахстане невозможно было даже приблизиться к таким технологиям. И решение моё было, в том числе, основано на том, чтобы была возможность доступа к такой инфраструктуре, которая позволяла практически применить то, про что ты читаешь в книгах, и посмотреть самому, что эти процессы собой представляют.

— Почему вы потом решили поступить в НУ — тоже по этой специальности, но уже в магистратуру?

— Я однозначно хотел учиться дальше. Бакалавриат — это важный этап, но всё равно чего-то не хватало. И было осознание, что пока могу, надо поучиться, пока мозг способен до трёх ночи работать в библиотеке.

В НУ меня интересовала астрофизика. Там степень называлась Master of Science со специализацией по физике, но дальнейшая моя работа над диссертацией была посвящена астрофизике. Я не хотел просто писать диплом ради корочки. Какие-то теоретические расчёты тоже меня никак не интересовали.

В то время, в 2016 году, в НУ была открыта лаборатория Energetic Cosmos Laboratory (ECL), то есть лаборатория высоких космических энергий. Проект ECL проводился в сотрудничестве с Университетом Беркли и Институтом астрофизики в Париже. Руководителем лаборатории стал лауреат Нобелевской премии по физике 2006 года Джордж Смут. Его ассистентами были Эрик Линберт и Брюс Бронсон.

Профессор Бронсон стал моим научным руководителем по магистерской диссертации. И вместе с ним мы были в Тянь-Шаньской астрономической обсерватории. Делали там снимки, работали с телескопами. Я собирал данные и потом они уже использовались сотрудниками этой алматинской обсерватории. При настройке камеры телескопа там использовалась моя работа.

— Каковы существенные отличия между казахстанским и американским высшим образованием, в особенности по вашей специализации?

— Я бы сказал, что в НУ очень сильный бакалавриат, потому что туда набирают самых топовых студентов. Это ребята, закончившие НИШ, физмат и другие хорошие школы. То есть, на бакалавриат НУ достаточно сложно поступить. Поступившие туда уже попадают в хорошее сообщество, где прививают правильные ценности — понимание того, как правильно использовать время, как важно качественное образование. Далее этот человек вырастает и ищет себя либо в академии, либо вне её.

Магистратура в НУ, как мне показалось, была слабой. Если честно, я там на все свои 100 процентов не учился. Преподаватели не так сильно вовлечены в обучение магистров. Я не знаю, почему у них не было большой мотивации в этом.

Если же сравнивать бакалавриат, я не знаю, как именно преподают в НУ, но знаю выпускников бакалавриата этого университета — это очень сильные ребята. Основы знаний у них так же хорошо заложены, как и во многих американских вузах. Законы Ньютона все-таки везде одинаковые. Везде студенты проходят одни и те же имена, одни и те же основополагающие теории. Вопрос лишь в том, как это происходит и кто это преподает. И я могу сказать, что обстановка и атмосфера, которые царят в НУ, достаточно качественные. Потому что правильно заложены ценности.

— А какие преимущества учебы в американском бакалавриате?

— Первое — это кругозор. Ты видишь людей из разных стран, разных национальностей и этнической принадлежности. Второе, чему меня научила Америка, — это рабочая этика. Ответственность личная моя, не перед страной, а непосредственно перед моими сокурсниками. Нас делили на группы по четыре человека и мы вместе делали capstone project (дипломную работу). Я понимал, что у меня есть чёткие, ясные обязательства перед этими людьми. И это универсальные вещи, понятные каждому. В моей группе, например, был один индус и два американца, и мы вместе работали.

Кроме того, что бы мы там ни делали, всё это было очень близко к реальному миру. То есть это было прикладное знание. Даже то, что опыты мы делали в самом атомном реакторе, уже о многом говорит. Во время дипломной работы на четвертом курсе мы три раза ездили на саму атомную электростанцию, смотрели, как там работают с топливными отходами, как их транспортируют, как обеспечивается безопасность и охрана объекта, как соблюдается охрана окружающей среды, как регулируются финансовые вопросы. То есть учитывается много разных практических вещей.

— От учёбы перейдем к вашему нынешнему проекту — STEM Academia. Как и почему вы решили его создать?

— STEM Academia — это образовательный проект, не научный исследовательский институт. Я решил уйти в образование, потому что чувствовал, что могу принести там больше пользы и вырасти как человек и профессионал.

Когда я учился на втором курсе, я проходил практику в дочерней компании "Казатомпрома" в поселке Сузак. Месяц я был там на добыче урана. Это была достаточно обычная добыча методом выщелачивания. Интересный процесс, но это чистая геология и больше механический процесс. Мое западное образование и опыты, которые мы там проводили, вообще не имеют никакого отношения к этому процессу.

Далее я попробовал поработать в Институте ядерной физики в поселке Алатау, но понял, что условия там для науки непростые. Когда платят 60 тысяч тенге в месяц, в посёлке, который находится в 20 километров от города — к таким условиям я, честно, не был готов. Во-вторых, я понимал: от того, есть там я или меня там нет, ничего не изменится. Я просто буду тратить своё время и время других.

Поэтому я решил пойти в образование и здесь уже применять те знания, которые получил за рубежом. Это развитие технических, научных и инженерных отраслей с помощью привлечения школьников к техническим дисциплинам. Я начал создавать разную методику преподавания по техническому направлению.

— Сначала у вас были различные преподавательские кружки, секции по дополнительному образованию. Позже вы уже занялись оснащением школ. На каком этапе вы сейчас находитесь?

— Началось все с преподавания. Мы собирали группы с ребятами разного возраста с первого по одиннадцатый класс. Для студентов я также преподавал инженерную механику, основы 3D-моделирования, несколько проектов по энергетике. Цель была привлечь больше детей к техническим дисциплинам. В этом мы выросли до своего потолка. Есть центр, четыре кабинета, они наполнены, к нам приходят 160 детей в месяц. И больше уже невозможно их принимать.

Потом мы взяли всю программу, в которой было обучение, методики, собрали её вместе в электронном формате, аккуратно по полкам всё разложили и начали продавать как франшизу. Ее стали покупать. В Казахстане люди, которые купили нашу программу, отучились у нас, открыли 18 центров. В Алматы только было четыре центра, был центр и в Рудном, Хромтау, Жанаозене и во многих других городах. Также были открыты центры в России, включая Барнаул, Волгоград, Красноярск. Ещё были открыты центры в Литве, Узбекистане и ОАЭ. Таким образом, мы поняли, что можно экспортировать не только нефть, газ, руду, но и знания, интеллектуальную собственность. И можно получать за это деньги.

Однако такая модель была ограничена тем, что надо искать партнеров. Мы попробовали поработать со школами. И вместо того, чтобы обучать 160 детей, решили подготовить 160 преподавателей, которые, в свою очередь, ежедневно работают со 150-200 детьми. От этого эффект был лавинообразный. И мы начали предлагать оснащение уже в рамках проекта STEM лаборатории.

Когда мы в самом начале, в 2019 году, предлагали данный концепт, все думали, что это робототехника. То есть понимание о STEM технологиях было достаточно узкое. Ставили её в рамки только робототехники. И то, когда говорят про кабинет робототехники, имеется ввиду конкретная модель робота как образец, и всё. Хотя на самом деле робототехника куда более обширная. Костанайский завод по сборке автомобилей "СарыаркаАвтоПром", например, автоматизирован. Многое собирается автоматически. Да, есть человеческая рука, но автоматизация ведет значительную часть процесса. На всех заводах "Мерседеса" 70 процентов процесса делают роботы. То есть промышленность требует, чтобы мы учитывали и считались с ней.

Параллельно с развитием робототехники мы предлагали программирование, 3D-моделирование, высшую математику. И начали оснащать для этого школьные кабинеты. Стали обучать преподавателей, чтобы не было такого, что принесли 3D-принтер, а учитель боится к нему подойти из-за того, что не знает, как с ним работать. И этот принтер будет так стоять и пылиться, пока комиссия не придёт и не потребуется ей его показать. Не для этого должна оснащаться школа, а для того, чтобы этой техникой пользовались.

Именно поэтому мы всю эту методику, программу обучения даём учителю, и он уже по ней прокачивается. Мы его обучаем, выдаём сертификат. И это не так, что мы один раз обучили и говорим: "Дальше делайте, что хотите". Нет. Системно, четыре раза в год мы проводим семинары, активные курсы, рассказываем про какие-то изменения, новые проекты. Так, чтобы с нашей стороны была активная поддержка за время сотрудничества.

— Вы в одном из своих интервью рассказывали, что сами не занимаетесь этим оборудованием, финансирует или школа, или спонсоры, или государство. Как сложно найти деньги на то, чтобы найти и завести оборудование в школу? Ведь это важная часть вашей деятельности.

— Очень важная. Но это не наш конёк, скажу честно. Мы в основном занимаемся повышением квалификации преподавателей и предоставлением учебной программы. "Железо" поставить в принципе каждый может, а сделать так, чтобы оно работало, сложнее. Мы сами особо не лезем на рынок оснащения, поэтому "внутреннюю кухню" я не очень-то знаю.

Важная проблема, помимо оборудования, заключается ещё в том, что надо обращать больше внимание на компетенции преподавателей. Поставили крутую лабораторию, но не знают, как в ней работать. Скажем, есть кабинет по сборке дронов во Дворце школьников. Звучит круто — дети могут собирать свои дроны. Я как-то зашел туда, посмотрел — стоят пять дронов, они очень дорогие, навороченные, но в этом кабинете нет достаточно инструментов, которые необходимы для сборки дронов. Это был кабинет, в который закупили пять дронов, — и все они просто лежат. Школьники ими не пользуются.

Поэтому нам необходимо понимание, что мы можем сделать с тем оборудованием, которо,е приобретаем. Если просто для красоты, из-за того, что надо освоить бюджет, — это пустая трата денег. А если реально нужно для дела, тогда давайте обучать людей, сертифицировать их, получать квалификацию, чтобы они могли с этой техникой работать и детей обучить.

— По вашей оценке, за последние годы меняется ли в лучшую сторону преподавание технических специальностей школьникам и студентам? Всё-таки новые молодые люди оканчивают вузы по этим специальностям, в том числе и за рубежом, идут преподавать. Есть ли в этом какое-то развитие?

— Я думаю, да. Я помню, как было в моё время, когда мы в школе учились. Тогда не было таких кружков по робототехнике, по программированию. Тогда не было таких языков удобных для обучения программированию. Информатика у нас было самой простой — по пользованию программ. Первую программу я написал только в университете. В школе я даже не знал, что можно так. Сейчас же дети проходят программирование уже с начальных классов. Поэтому можно сказать, что мы углубились в изучении технических дисциплин. И это хорошо.

— Куда дети, которые ходят на STEM занятия, потом хотят идти — поступать в технические вузы, на IT-специальности? Есть ли у них намерение оставаться в Казахстане после обучения за рубежом, к примеру?

— Сложный вопрос. Есть примеры студентов, которые учились у меня. Многие из них сейчас за рубежом. И это не только те, кто поехал по "Болашаку", некоторые сами поступили напрямую в университет с грантом, некоторые сами могут оплатить свое обучение. Это хорошо, потому что в любом случае посмотреть мир, узнать другую культуру полезно.

Другой вопрос, какая от этого польза обществу? Если посмотреть на Иран, то у них очень сильная техническая школа. Если вы погуглите топ-50 университетов в мире, в каждом из них вы минимум профессоров десять найдете из Ирана именно по техническим специальностям. И если мы не создадим условия правильные, чтобы удержать потенциал в себе и развивать его дальше, то мы можем стать таким же Ираном. И способные технари уже будут искать себя за границей.

— Я думаю, это касается в принципе каждой сферы у нас, в том числе и гуманитарной…

— Да, каждой сферы. Важно также и воспитание, мировоззрение человека, потому что я многих ребят знаю, которые по "Болашаку" в начале поступали — для них это было возможностью получить престижное западное образование, а потом по окончанию это становится для них проблемой. Потому что они не хотят возвращаться, а надо. Здесь, конечно, нельзя осуждать кого-то. Но в целом это же и есть "утечка мозгов". Когда страна вкладывается, и человек, казалось бы, эти знания может не материальным способом отплатить — оплатить-то материально легко, в США зарплата большая, если в долларах получать, закрыть то, что "Болашак" потратил на них, это не проблема — а именно тем, чтобы изменить общество, развивать страну, сделать её достойной себя и других. Это сложнее.

— Что нужно, чтобы они возвращались?

— Нужно ограничить список приоритетных специальностей, чтобы были именно те, которые будут полезны для Казахстана, в первую очередь. Например, нанотехнологии. Я не уверен, что сейчас данная специализация так уж необходима в стране. Может быть, она и нужна, но у нас нет такого большого рынка для этой сферы. Сейчас нам нужны хорошие агрономы, ветеринары, технологи, промышленные инженеры, машиностроители. Для них уже есть готовые места, так как есть дефицит квалифицированных кадров, которые надо покрывать. Нужно делать эти специальности престижными, создавать для них условия.

— Вы уже попробовали несколько видов деятельности. Что планируете делать дальше? Есть ли какие-то новые проекты?

— Сейчас я занимаюсь разработкой программного обеспечения Rocket. Мы уже его разработали, два года как продаём. Это приложение для школьников и учителей, которое представляет из себя виртуальную лабораторию. Его можно установить на телефон, на компьютер. Там можно разобрать сердце человека на составляющие, расщепить молекулы этанола, увидеть, в чём разница между альдегидом и спиртом. В приложении есть более тысячи разных 3D-моделей, которые покрывают темы по физике, химии и биологии.

Я знаю, что это приложение может быть очень полезно для преподавателей. Потому что я сам не раз мучился, преподавая физику и объясняя, скажем, электрические поля детям. Это вещи сложные для визуализации, а с помощью такого приложения легче дается. Так вот, мы генерируем этот контент.

На данный момент мы продали наше приложение уже в 18 странах, таких как Колумбия, Мексика, Япония, Австралия, Филиппины, Россия, Украина, Кыргызстан, Эстония, Сербия, Южная Африка. Иначе говоря, мы экспортируем интеллектуальный продукт за рубеж. Помимо этого мы реализуем этот проект также и в Казахстане. Сейчас я занят этим.